Пошатнувшийся трон. Правда о покушениях на Александра III

«То было поистине собрание кланов: в Данию съезжались принц и принцесса Уэльские, герцог Йоркский, король и королева эллинов — Георг и Ольга и их семеро чрезвычайно шустрых отпрысков, герцог и герцогиня Кемберлендские, а также множество родственников со всех частей Германии, из Швеции и Австрии вместе со своими детьми и челядью. Многие гости ночевали в домиках, разбросанных по всему обширному парку… Даже во дворце гостям было тесно; кое-кому из мужчин приходилось располагаться на ночь на диванах, но на такие пустяки никто не обращал внимания.

Все окупалось добротой и гостеприимством моего дедушки, хотя кое-кто жаловался на пищу… Были случаи, когда за обеденный стол в Фреденсборге одновременно садилось свыше восьмидесяти представителей наиболее могущественных королевских семейств Европы» [45].

Относительно количества «самых могущественных» семейств Европы великая княгиня допустила явный перебор. При этом по своей политической незрелости вовсе не упомянула, что, кроме «аромата жареной дичи», наполнявшего дворец, вокруг династической тусовки витал четко выраженный антигерманский дух.

Цесаревича Александра принимали в Дании как равного, в отличие от пренебрежительного отношения к его особе в ближайшем окружении императора, на родине. Вращаясь в обществе европейских династических пар, наследник быстро менял самооценку, а тесные контакты добавляли уверенности в своих силах. В целом датская принцесса Дагмар, которую при русском дворе стали звать Минни, сумела создать вокруг своего недалекого супруга атмосферу и настроение, царившие при датском дворе и среди различных европейских монархических кланов.

Здесь, в сердце Европы, знали все и обо всех, и когда в конце 1878 года здоровье российской императрицы Марии Александровны стало окончательно непоправимым, именно в неформальном клубе замка Фреденборг заговорили о появившихся в России династических рисках. В загородной резиденции королевской семьи, за неторопливой беседой, рослому и упитанному цесаревичу растолковали не только особенности его происхождения, с точки зрения европейской монархической легитимности, но и опасности, подстерегавшие его на внутрироссийской политической сцене. С помощью датских родственников тугодум из Петербурга постепенно разобрался, что в России его супруга и он сам живут во враждебном окружении и надеяться, по большому счету, им не на кого, кроме самих себя: статус наследника престола в России весьма зыбок и полностью зависит от воли и желания российского монарха. Именно здесь, в Дании, сразу разглядели созревавшую в Петербурге коллизию вокруг княжны Долгорукой и ее совместных с императором детей. Вероятность повторного брака императора нарастала по мере ухудшения здоровья императрицы Марии Александровны и прибавления детей у княжны Долгорукой. Нет и не может быть каких-либо документов, подтверждающих влияние датского двора на события в России, включая событие 1 марта 1881 года. Однако и представить дело таким образом, что датская политическая тусовка только и занималась гастрономическими изысками и брачными контрактами, было бы совсем наивным. Уровень собиравшихся у «дядюшки Христиана» людей позволял не только трезво оценивать текущую обстановку, но и реально предполагать ближайшие последствия.

Казус с русским императором Александром II, сначала заключившим явно морганатический брак с приемной дочерью Гессенского герцога, а затем намеревавшимся повторно устроить брак с русской аристократкой, обесценивал все карты на руках европейских монархов. Вынашивать подобные планы не имел права ни один уважающий себя властелин. Поведение русского императора было так возмутительно, что противоборствующая коалиция организовалась без лишнего шума и тем более без документальной пыли. Самой заинтересованной стороной во всем деле был тем не менее датский двор. При неблагоприятном раскладе датская принцесса и ее супруг цесаревич Александр могли вернуться в Данию в качестве частных лиц, не обремененных какими-либо серьезными активами.

«Европейский свекр» король Христиан IX оказался лицом к лицу с надвигающимся невиданным скандалом. Самому цесаревичу Александру грозила полная дискредитация в качестве члена семьи Романовых. В такой обстановке, которая сформировалась к началу 1879 года, цесаревна Мария Федоровна все свои надежды на разрешение кризиса возложила на доверенное лицо своего супруга генерала П. А. Черевина. В трогательных письмах своему мужу «милому Саше» содержится обязательный привет Черевину, откуда бы цесаревна не писала. Кроме профильной должности — товарищ министра внутренних дел, Черевин получил европейский канал финансирования, согласованный в клубе Фреденсборга и недоступный русской политической полиции. Ответ на главный вопрос, мучивший российские спецслужбы: откуда в «Народную волю» притекают сотни тысяч рублей, так и не был получен даже таким способным министром, как граф Лорис-Меликов.