Пошатнувшийся трон. Правда о покушениях на Александра III

Живописная картинка от Ламсдорфа, в которой преобладают эмоции, но есть все же рациональное зерно: монархическая пара, прикрываясь внешней мишурой беззаботной придворной жизни, взяла курс на изменение политической конфигурации в Европе. Практическая работа велась в российском дипломатическом ведомстве в условиях строгой секретности, причем в разработке генеральной линии участвовало всего несколько человек, занятых в основных европейских посольствах. Могли ли эти люди сколько-нибудь реально влиять на происходившее? В известной мере могли, но каждый из них дорожил своим местом и прекрасно представлял, что их корреспонденцию внимательно читают оба Величества, оценивая каждую букву.

В 1890 году совершились два события, которые затем определяли дальнейший ход внешнеполитических подвижек: отставка канцлера Германии Отто фон Бисмарка и односторонний выход Германии из тройственного союза с Россией. Уход с политической арены семидесятипятилетнего канцлера стал не просто сенсацией, но проложил новый рубеж между Россией и Германией. Канцлер никогда не был русофилом, как ему приписывали на родине, но всегда трезво оценивал российскую мощь. Его парадоксальное высказывание: «Россия опасна мизерностью своих потребностей» — до сих пор не выглядит как анахронизм и характеризует автора как глубокого знатока русской специфики.

Бисмарк стоял не только у истоков объединенной Германии, но в полной мере являлся созидателем баланса сил в Европе. Баланс сил сразу нарушился, и винить в этом германского императора Вильгельма II вряд ли стоит. Тем не менее выход России из тройственного союза пробудил чувство тревоги во Франции, где в нейтралитете России были заинтересованы меньше всего. Ламсдорф приводит в своем Дневнике за 1991 год письмо российского посла во Франции А. П. Моренгейма, передававшего в Петербург настроения французских властей:

«Обстановка постоянных неожиданностей, к которой приучил Европу слишком порывистый характер Вильгельма II, заставляет думать, что давно предчувствуемый роковой исход в виде вооруженного столкновения в настоящее время значительно приблизился. …Со стороны Англии были уже сделаны попытки заранее обеспечить будущей войне между Германией и Францией характер дуэли, удержав ее в пределах локализированной войны» [54].

Остаться один на один с Германией было для Франции перспективой сущего кошмара. Память Седана и позорной капитуляции 1871 года заставляла весь французский истеблишмент буквально дрожать от страха. Российский посол Артур Павлович Моренгейм был первым «выпускником» русской дипломатической «академии», основанной в Копенгагене королем Христианом и его дочерью принцессой Дагмар, в замужестве русской императрицей Марией Федоровной. Моренгейм проработал послом в Дании пятнадцать лет (1867–1882) и затем по личному указанию Александра III был два года послом Великобритании, а в 1884 году занял место посла во Франции. Миссия Моренгейма во Франции была с самого начала специальной — обеспечить «сердечное согласие» между Россией и Францией с перспективой военного союза. Стратеги из Фреденсборга спланировали все загодя. Похоже на то, что инструкции русскому послу в Париже поступали не только из российского МИДа. Уже в июле 1891 года произошла демонстрация российско-французских достижений во взаимном сближении. Ламсдорф сухо сообщил в своем Дневнике:

«11 июля в Кронштадт прибыла французская эскадра под командой адмирала Жерве. Встреча эскадры превратилась в шумную манифестацию франко-российского сближения. Во время обеда, данного французским морякам, Александр III стоя слушал «Марсельезу». Затем имел место обмен телеграммами между царем и президентом Карно. Во время этих торжеств за кулисами шли переговоры о франко-российском союзе» [54].

Важнейшее сообщение Ламсдорф никак не комментировал, но между строк чувствуется шок от происходящего: самодержавный монарх, растоптавший в своей собственной стране первые ростки конституции, готов внимать гимну революции, где имелись и такие слова:

Дрожите, тираны, и вы, изменники, Позор всех сословий, дрожите! Ваши планы, отцеубийцы, получат наконец по заслугам! Все станут солдатами, чтобы с вами бороться, Если они упадут, наши молодые герои, Франция породит новых…[5]

Вместе со своим всеядным монархом внимал звукам «Марсельезы» покорный своему повелителю Двор. Даже лондонская «Times» не нашла от смущения других слов, кроме как: «Мы увидим, сколько это продлится». Монархическая Европа замерла от изумления. Говорят, что любимой поговоркой Бисмарка была «Глупость — дар Божий, но не следует им злоупотреблять». Российский монарх стал явно злоупотреблять даром Божьим, отпущенным ему сверх меры.