— Милостивые государи! Что стало с нашей страной? Наша родина, наше любимое отечество. В чьи руки мы попали! Что обрушилось так внезапно на нас? Нас гонят с нашей земли, которую предки наши отстаивали грудью. Мы на пороге нищеты. И за что все это, милостивые государи, за что? Устраивали мы Содом и Гоморру? Никто из нас особенно не роскошествовал, за редким, незначительным исключением. А к чему мы пришли? И вместе с нами — государство, которое строили наши предки? Они распродают любимое наше отечество оптом и в розницу. Все это объясняют кризисом. Но разве, упаси боже, мы можем допустить, чтобы здание, в котором живем мы и наши дети, рухнуло, хотя бы из-за кризиса? Государство вмешалось, но зло не пресечено. Кто какой-нибудь десяток лет назад считал бы возможным положение, создавшееся ныне? Я прошу вас, я заклинаю вас, милостивые государи, приостановите растущее зло. Не щадите своих сил. Во имя горячей любви к той земле, которую мы хотим передать нашим детям, которую мы получили от наших родителей. Подавите поднимающийся мятеж. Во имя тех, кто веками грудью своей защищал нашу родину и поливал землю нашу кровью своей.
Иначе, более трезво, говорили сторонники наступления, как, например, тот уже не молодой офицер, у которого кризис унес приданое жены, но пока еще семья держалась на жизненном уровне своего круга.
— Нытьем не поможешь. Бездействие во все времена лишь вредило. Государство у нас теперь только на бумаге. Я не знаю, чем оно вообще занимается и ставит ли оно перед собой другие задачи, кроме содержания армии, полиции и выдачи пособий бедным. К этому прибавляется еще несколько пустяков, бездарных предприятий. А тем временем у нас высыхает мясо на костях. С головы до ног. Ощутимо и бесспорно. Не будем закрывать глаз. Кое-кто еще сохранил свои именья или дома, но в самом ближайшем будущем эти люди предпочтут конуру портье, только бы сэкономить на освещении и иметь возможность обойтись без прислуги. Полные товаров магазины пустуют — некому покупать, рабочие сидят без работы. Как можно, глядя на все это, оставаться равнодушным? Когда полк солдат отправляют в засаду плохо оснащенным, то вешают полковника, если, конечно, его находят. А когда целый народ обирают так, как обирают нас, можно сказать, ежечасно, и пичкают при этом успокоительными пилюлями, то тут уж надо дать по рукам, да так, чтобы все полетело к чорту. Правительство — это кучка жалких идиотов. Чиновников надо к чорту гнать. Кому они нужны? Страна наша богата и трудолюбива, у нас миллионы крепких рук, обилие машин, людей — больше, чем надо. Надо запереть границы, через каждые десять шагов поставить пикеты и стрелять во всякого, кто захочет проникнуть по ту или другую сторону рубежа. Мы в крепости. Мы окружены колючей проволокой и окопами. И мы подчиняемся единственному лозунгу: работать, сколько влезет. Привлечь всех безработных. Когда работают, тогда находится что жрать. Земля родит, потому что в нее вложен труд, а не деньги. К чорту! Неужели об этом нужно говорить. На нас напала шайка разбойников. Деньги — это воплощение жульничества, направленного к тому, чтобы обкрадывать труд. Надо закрыть биржи, закрыть банки, ростовщиков повесить, все деньги открыто предоставить в распоряжение государства, и я не я, если мы тогда не сможем продержаться.
Голос холодного рассудка, уже знакомый, говорил:
— Продержаться. Никаких экспериментов не производить. Достаточно их проделал на наших спинах кризис. Правительство должно быть воплощением решительности и беспощадности. Рабочие сильны, но настроены радикально. Это их слабость. Следует усугубить эту слабость. Рабочие организуют свои отряды в противовес полиции. Это хорошо. Надо дать нарыву созреть. Они хотят ослабить государство забастовками, подготовить почву к взрыву. Они хотят сесть на наши места. Масса уравновешенных рабочих не пойдет на это. Бунтовщиков же, как только они выступят, мы уничтожим и раз навсегда установим спокойствие и порядок.
Сторонники иного направления начали обработку общественного мнения, привлекали всех, кто мог быть полезным, говорили о благах прошлого, взывали к единству, объявляя отечество в опасности. Кучки молодых патриотов, никому не подчиненные, тайно объединялись. Во имя чего они объединялись, было неясно. Они попросту хотели в решительную минуту быть на месте. Они называли себя дружинами и вскоре выступили против рабочих отрядов, образованных независимо от рабочей партии и профессиональных союзов, которые поглядывали на эти отряды с некоторой тревогой.
В эти дни с Карлом стряслась еще одна беда, хотя она его не поразила. Его союз, где он занимал пост казначея, предложил ему подать в отставку. Его не хотели открыто компрометировать, и отставку мотивировали необходимостью уступить настроению мелких и средних предпринимателей — членов союза. Держа письмо в руках, Карл сказал себе: обывателишки хотят пожать посеянное чужими руками и сохранить нейтралитет. Эти люди были и останутся трусами и лежебоками. Их участь — оказаться под колесами.