Пощады нет

Когда Карл, вернувшись в обычный час домой, удрученный предстоящим разговором, позвонил (он намеренно не отпер своим ключом, он хотел таким образом предупредить Юлию о своем приходе), ему отперла горничная; закрыв за ним дверь, девушка вопросительно на него посмотрела: барыня придет позже? Этого он не знает. Он ответил таким ледяным тоном, что горничная больше не расспрашивала. Он вошел в столовую, стол был накрыт, он посмотрел на часы, позвонил и распорядился привести детей. Горничная растерялась:

— Да ведь барыня с собой их взяла. Она сказала, что должна встретиться с вами, господин директор, в городе.

На мгновенье Карл, стоя один у сверкающего сервировкой стола, — перед прибором Юлии девушки поставили большой букет цветов, — застыл, но затем овладел собой, вынул часы:

— Барыня, вероятно, сейчас приедет. Мы подождем ее немного.

Девушка, пораженная, вышла из комнаты.

Карл отодвинул свои стул, сел: она сказала, что должна встретиться с ним, увела детей, она поехала к своей матери или к кому-нибудь из родственников.

Он позвонил по телефону, не выдавая своих сомнений. Юлия днем была у родителей (он звонил туда с чувством отвращения). Да, да, — сообразила экономка, — фрау Юлия несколько часов тому назад была здесь с детьми, а затем ведь она уехала. Уехала? Да, и фрау Юлия говорила, что господин директор приедет потом, а она с детьми уезжает раньше. Карл, как автомат, поддакивал, он хотел лишь осведомиться, каким поездом и с какого вокзала уехала фрау Юлия. Но особа, отвечавшая ему по телефону, этого не могла сказать точно.

Итак, что же она сделала? Разберемся. Прежде всего — разберемся. И Карл бросился в детскую, фрейлейн там нет, где же фрейлейн? Она прибежала из кухни; вся дрожа, стояла она перед хозяином.

— Фрау Юлия давно ушла?

Последовал ответ.

— С детьми?

— Конечно. Барыня собиралась поехать с детьми к вам на фабрику.

— Дети взяли с собой какие-нибудь вещи?

Фрейлейн, прижав руки к груди, — у нее смутно мелькнула догадка, — пробормотала:

— Только несколько игрушек. Каждый самые любимые.

— Просто в руки?

— Нет, каждый в свой чемоданчик.

Боже мой, что же случилось?

— Идемте в детскую. Завтра школа есть? Где их ранцы?

Фрейлейн бросилась вперед, распахнула перед Карлом дверь в детскую.

— Вот они. Этот — Юлии, а этот — Карла.

Что случилось, бога ради? С ними что-нибудь произошло? Я ничего не сделала. Я ничего не знаю.

Он переспросил:

— Завтра школа есть?

Она забормотала:

— Конечно. Завтра среда.

Он стоял, оглядывая комнату, вынул часы. Надо подождать еще немного. Может быть, это и не так.

Звонок. Фрейлейн с засветившимся липом бросилась в переднюю, там она столкнулась с горничной, которая уже отперла дверь. В руках у девушки было письмо, спешное письмо, адресованное господину директору. Фрейлейн и горничная молча поглядели друг на дружку — на конверте был почерк барыни. Горничная, покачивая головой, подняла руку с письмом и протянула его фрейлейн, но та письма не взяла, обеими руками она зажимала рот. В освещенном коридоре стоял около детской и ждал хозяин. Горничная дала ему письмо, он уже издали видел его у нее в руке, — сейчас грянет удар, он лихорадочно вскрывает конверт.

«Дорогой Карл, я забрала детей и уезжаю с ними. Они счастливы. И я тоже. Я думаю, что ты сможешь жить без них и без меня. Адрес мой я оставляю адвокату отца. Юлия.

Р. S. Денег я от тебя никаких не жду, что касается детей, то этот вопрос мы урегулируем позже».

Господин директор, большой, широкоплечий, стоит с письмом в руке в длинном коридоре, напротив детской, и читает, читает, точно перед ним большая рукопись. Но он вовсе не читает, — лишь рука его застыла в этом положении, глаза остановились на этом листке бумаги, давно уже эти строки ничего ему не говорят, давно уже при виде их в мозгу у него ничего не шевелится. У него желтое, вялое, переутомленное лицо. Вот рука с письмом опустилась, он поворачивается, и, словно деревянный, высоко подняв плечи, медленно идет по коридору, шаг за шагом приближаясь к столовой, дверь в которую раскрыта. Горничная и фрейлейн, стоя в другом конце коридора, видят, как он неестественно медленно двигается, держа конверт с письмом барыни в приподнятой руке, вот он ступил в залитую светом комнату, где они накрыли стол для всех, он проходит мимо высокого букета прямо к пустующему «уголку». Здесь уже приготовлен боковой столик, на котором стоит электрическая сушилка для хлеба; сюда они тоже поставили огромную вазу с прекрасными цветами, он стоит перед этими цветами. Почему он стоит? Потому что колени не сгибаются, ноги не ходят, больше никаких причин нет. Потом он все-таки тащится к своему музею; и эта дверь тоже раскрыта, но просторная комната погружена во мрак, свет из столовой падает сюда, на полу длинная тень железного рыцаря. Он останавливается на пороге, плечи у него высоко подняты; он стоит, стоит, а потом прислоняется к косяку двери.