Пощады нет

Испуг. Все застыли, словно застигнутые на месте преступления. Фрейлейн, стоя около парты, оправляла прическу и юбку, измятые девочкой. Юлия-младшая стояла около нее, опустив голову и глядя в землю. Карл-младший, стоя на коленях перед паровозом, неестественным движением заложил руки за спину. Что папе нужно? Обход ведь уже был.

Карл пересек комнату, стал у окна.

— Читайте, читайте, фрейлейн. Что это у вас за книга?

Растерянно помолчав, фрейлейн ответила сдавленным голосом:

— Ответь папе ты, Юльхен.

Девочка молчала.

Карл: — Ну, скажи же!

Девочка упорно смотрела в землю. Неожиданно она ринулась к двери и убежала.

Фрейлейн: — Она стесняется. Я сейчас приведу ее.

Фрейлейн, шурша юбками, вышла. Карл остался вдвоем с мальчиком. Тот все еще стоял на коленях.

— А ты, Карл, слышал, что читала фрейлейн?

Мальчик встал, серьезно и пристально взглянул на отца, продолжая держать руки, перепачканные смазочным маслом, на спине. На вопрос отца мальчик энергично замотал головой.

— У тебя, наверное, грязные руки?

Мальчик снова замотал головой, но затем чуть слышно выдохнул:

— Я сейчас вымою их, — и, не оглядываясь, метнулся вон из комнаты.

Карл остался у окна один. Какое странное воскресенье! Все бегут от него. Надо взять себя в руки, вероятно, у него очень угрюмый вид.

Вернулась фрейлейн, ведя за руки обоих детей. Юльхен пришлось наказать, и она, отвернув голову, всхлипывала. Карл-младший немедленно пустил в честь высокого гостя поезд по рельсам, сам же, вытянувшись по-военному, остановился у полки с игрушками, не бросаясь за паровозом, дожидаясь похвалы. И Карл кивнул. Мальчик просиял. Тогда наблюдавшая за отцом и братом Юлия-младшая решительно сняла с полки огромную куклу, подошла и протянула ее отцу. Карл вытер девочке слезы.

Это были его дети. Какие они были большие, как самостоятельно они двигались. Надо быть с ними поласковей, но попробуй-ка улыбнуться! Мальчик, отстранив сестру, потянул за собой отца.

— Ты можешь прибить мне семафор?

И Карл, волей-неволей, стал возиться с кусочками жести; глядя на свои пальцы, перепачканные машинным маслом, он рассмеялся. Тогда Карл-младший в восторге показал ему свои снова вымазанные маслом ручонки. Фрейлейн строго поглядела на него. Но хозяин, продолжая стучать молотком, пояснил:

— Да без масла никакая машина не пойдет.

Наконец, он поднялся и мягко сказал:

— А теперь у меня дела.

Юлия-младшая подскочила, предупреждая его, к двери. В эту минуту по коридору, шурша светлым утренним платьем, прошла мадам. Она обернулась к мужу:

— Карл? Ты здесь?

И зевнув: — Прости, я так крепко спала.

Он извинился за то, что не может подать ей руку — она в масле. Юлия удивленно раскрыла глаза. В столовой Карл был ласков, задумчив, говорил о детях; сидя против нее, подперев рукой голову, он смотрел, как она, против всяких правил, одна медленно пьет свой кофе. Сильно заинтересованная, она разглядывала его. Жаль, что я так поздно вышла, я с удовольствием поглядела бы, как он играет с детьми, может быть, он когда-нибудь вспомнит, что я — мать этих детей.

А он — он сегодня, в воскресенье, должен был совершить обход один, в сопровождении горничной, а потом искать пристанища у детей… Обида засела глубоко.

На кухне не умолкали возбужденные голоса, сияющая горничная стояла у плиты около кухарки, барин, оказывается, вовсе не такой сердитый, о, он страшно взыскательный, но такой деликатный, с ним в десять раз скорей договоришься, чем с этой ленивой барыней, она отговаривается мигренью только для того, чтобы увильнуть от обхода. Горничная и кухарка были взбудоражены и, вне себя от любопытства, ждали развития событий. Пришла фрейлейн, самолично вынесшая на кухню поднос с остатками детского завтрака; фрейлейн была сама не своя, кухарка и горничная косо оглядывали белоручку, которая снизошла до них, Сами посудите: теперь не знаешь, можно позволить мальчугану возиться с маслом или нельзя, он показал хозяину свои грязные руки, и тот лишь рассмеялся: вы что-нибудь понимаете?

Кухарка продолжала возиться у плиты, горничная делала вид, что ничего не слышит, обе предоставили фрейлейн возмущаться. А вечером этого воскресенья жених горничной, зайдя за ней, застал ее в чертовски игривом настроении, она плавала в таком блаженстве, какого давно не знала. Навестившая же фрейлейн сестра застала фрейлейн в слезах, — неприятности с хозяевами, дети получили шлепки, сидят один — в одном, другой — в другом углу.

Подвечер барин с барыней поехали к ее родителям, и по дороге, в машине, она поняла, что в нем ничего не переменилось. Нащупывая его настроение, болтала она о кризисе. Он отвечал поверхностно: нынче нужно тесней сплотиться, опасно недооценивать серьезность положения, своим равнодушием мы рискуем навлечь на себя хаос. Он сидел рядом с ней с утомленным, без улыбки, лицом, и она чувствовала — он страдает, он все-таки ей не безразличен, он все-таки муж ей, он задумчивый, страдающий, он был, как всегда, неумолим.