Пощечина

— Записать его на ампутацию или, может, пригласить Джека, чтобы сделал ему УЗИ?

Пес был хороший, но уже немолодой. Его хозяева, чтобы их не мучила совесть, могут согласиться на дополнительное обследование питомца, но прогноз был неутешительный.

Айша вернула Брендану результаты лабораторных исследований и покачала головой:

— Для них это дорого, а дальнейшее обследование и вовсе может вылиться в баснословную сумму. Думаю, пора его усыпить.

— Я скучал по тебе.

Удивленная, она покраснела. Они слаженно работали вместе, но никогда не демонстрировали свои симпатии друг к другу в клинике.

— Я тоже по тебе скучала, — ответила она. — Скучала по клинике, по дому.

И это была святая правда. Она не скучала по кому-то конкретно — кроме детей, конечно, да и то скучала не по дочери или сыну, а по своимдетям, — но была рада вернуться к привычному укладу, к привычным ритмам, к привычному распорядку своей жизни. Семья, работа, друзья. Брендан был замечательный коллега, умный, знающий профессионал; она не боялась оставить на него клинику на целых две недели. Ей нравилась ее работа, нравилось ходить в местный бассейн три раза в неделю, нравилось злословить и пререкаться с Анук, с которой ее связывали честные дружеские отношения, нравилось быть женой мужчины, на которого до сих пор засматривались женщины, нравились — почти всегда — ссоры и озорство ее детей. Ей нравилась ее жизнь.

И все же что-то изменилось. В пятницу первой рабочей недели что-то в ней оборвалось. Домой она вернулась выдохшаяся, в виске ощущалась ноющая боль: день выдался тяжелый, у нее была полная запись, все клиенты как на подбор раздражительные, излишне требовательные. Бывают такие дни, когда со всех сторон — сплошное невезенье. Гектор оставил сообщение с просьбой забрать детей от родителей, сам он собрался посидеть немного в пабе возле работы. Он послал ей на автоответчик воздушный поцелуй и виноватым тоном быстро добавил: «Я тебя люблю, буду дома к ужину». Это означало, что она должна еще и ужин готовить. Айша со стуком захлопнула свой мобильник и выругалась. Вот сволочь.

Что-то изменилось для нее в Азии, и эта перемена вернулась с ними домой. Эта перемена, она была уверена, больше связана с ее мужем, чем с ней самой. Она привыкла считать, что брак — это состояние нейтралитета между ней и Гектором, что между ними достигнута определенная договоренность, все препятствия и сомнения устранены. Конечно, от несчастных случаев, болезней и трагедий никто не застрахован, всякое может быть. Но ей даже в голову не приходило, что может измениться само качество их брака. Она воспринимала мужа как должное. Она хотела иметь то, что у нее было, хотела, чтобы ее муж оставался молодым, обаятельным, привлекательным мужчиной. Хотела, чтобы он был доволен — ею, детьми, своей работой. И ее тревожило, что долгие ночи в Убуде и Амеде, со слезами и признаниями, не привели к разрешению проблемы.

Несколько дней назад, вечером, Гектор напугал ее, сказав, что подумывает уйти с государственной службы, найти новую работу, обрести новые навыки, что он хочет снова учиться. Она соглашалась с ним, а у самой на языке вертелось: «А как же ипотека? Неужели мы никогда не переедем в более просторный дом? У тебя замечательная работа, надежная, с фантастической зарплатой. Или ты ждешь, что я одна буду тащить на себе всю семью?» Но она не могла, не смела все это ему сказать. Его мучила бессонница, он был взвинчен. Редко шутил, редко ее смешил. После работы всегда выглядел изнуренным. И действительно, он стал плохо спать. Как она не замечала этого до поездки в Азию? Он почти не разговаривал с Адамом. Все их общение сводилось к угрюмому, подозрительному ворчанию. Ее это пугало. Во что выльется накопившаяся обида Адама в ближайшем будущем, когда он станет подростком?