Кое-кто из завсегдатаев недоумевал, отчего для обозначения такого солидного комплекса было выбрано такое легкомысленное, отчасти даже детское название? Но объяснялось всё очень просто. Когда-то в городке существовало действительно детское кафе «Чебурашка», и название его вполне отвечало назначению. Здесь выпекали сдобные булки с изюмом и приготовляли молочный коктейль. Но появился у кафе новый хозяин и счёл для себя выпекание булок занятием несерьёзным. Кафе закрыли. А после некоторых преобразований открыли снова, но уже в другом качестве. Название же затейник-хозяин оставил прежнее, очевидно, рассчитывая таким образом завлечь в своё заведение тех, кто когда-то пил в «Чебурашке» молочный коктейль…
На свадьбу явилось так много Сашенькиных родственников, что Алмазов испугался — казалось, что на свадьбу пришёл весь город. Пока гости ели, пили и говорили длинные тосты, Сашенька пыталась втолковать своему мужу, как кого зовут и кто кем кому доводится. Но Алмазов, опьянённый вином и своим счастьем, ничего не понимал и ничего не запомнил. Среди толпы родственников он узнал двух тёток с овальными глазами — Таисию Фёдоровну и Лилию Фёдоровну, — их мужей и дочерей. И чудилось ему, будто сквозь голоса и шум слышит он, что «в Опине дешёвая крупа», что «Пушкин — это наше всё» и что где-то от ударов кулака по столу дребезжит и позвякивает посуда…
В «Чебурашку» приехали прямо из церкви. На венчание приглашали немногих — только самых близких. Когда начали обряд, и молодым было велено встать на полотенце, Сашенька, к вящему удивлению Алмазова, проявила ловкость необычайную, скакнув вдруг вперёд и оказавшись на полотенце раньше жениха. И сама взыграв духом, Сашенька порадовала немало и сродников. Алмазов услышал, как за спиной у него Антон Антонович, тоном человека, который сам не может, но радуется за других, сказал тихо:
— Молодец!
И тут же, вторя ему, отозвался Тихон Тихонович:
— Молодец, Шурка!
И прибавил, зачем-то раскатывая «р»:
— Шуррёнок!..
На паперти, когда выходили из церкви, Тихон Тихонович, щурясь на солнце, сказал:
— Дурят народ…
— Кто? — с надеждой услышать что-нибудь пикантное переспросила Лилия Фёдоровна.
Тихон Тихонович кивнул головой назад, на церковь, из которой только что вышел.
— Ну почему… — неуверенно и несколько разочарованно возразила Лилия Фёдоровна, — красиво…
— Обман один, — лениво, точно устал доказывать очевидное, пояснил Тихон Тихонович.
— А про Ногтикова ты слышал? — оживилась вдруг Лилия Фёдоровна, точно и впрямь дурман с неё слетел.
— Нет. Кто это? — зевнул Тихон Тихонович.
Но Лилия Фёдоровна уже потеряла интерес к Тихону Тихоновичу и крутила головой, отыскивая кого-то. Разглядев же Таисию Фёдоровну, спустившуюся с церковного крыльца под руку с Антоном Антоновичем, она стала взывать к ней:
— Тая!.. Тая!..
Таисия Фёдоровна остановилась и повернулась на зов, ожидая в молчании, о чём поведает ей сестра. Остановился и Антон Антонович.
— Ты про Ногтикова слышала? — радостно кричала Лилия Фёдоровна, ускорив шаг и оторвавшись от Тихона Тихоновича.
— Ну, Ногтикова-то я знаю, — степенно отвечала Таисия Фёдоровна, всё ещё выжидательно вглядываясь в сестру.
— Ногтиков! — продолжала в восторге Лилия Фёдоровна. — Он ещё с Ваней нашим в одном классе учился! Ваня, помнишь Ногтикова?
Теперь обе сестры обернулись к Ивану Фёдоровичу, стоявшему подле дочери-невесты. Но Иван Фёдорович, сколько ни напрягал память, а Ногтикова вспомнить так и не смог. И сёстры, оставив попытки возродить в памяти брата образ Ногтикова, сами вплотную занялись им.
— Ну, так что он? — спросила Таисия Фёдоровна.
— Ногтиков-то? В монастырь ушёл! — открылась наконец Лилия Фёдоровна.
— Ущербный человек, — прокомментировал подошедший Тихон Тихонович. — Юродивый!
— Да я ж его на днях видела! — ужаснулась Таисия Фёдоровна.
— Ну так что из того? Он же не умер!
— Да я его в штанах видела!
— Что ж ему, без штанов, что ли, ходить? — не сдавалась Лилия Фёдоровна.
Гости тем временем уже вышли из церкви и рассаживались по машинам, чтобы ехать в «Чебурашку».
— Да он на работу шёл!
— А может, он после работы..
— Может, может, — передразнила сестру Таисия Фёдоровна, — может тебя ёжит!
И махнув на Лилию Фёдоровну рукой, поспешила за процессией. Рядом с ней засеменил Антон Антонович…
После свадьбы стали жить в Москве у Алмазова. Сашенька уволилась с работы и принялась вести светский образ жизни. Первым делом она наклеила широкие длинные ногти, как у двоюродных сестёр, и отыскала где-то дородную, туговатую на ухо женщину, согласившуюся приходить к ним убирать и готовить. Женщину звали Хриса Вениаминовна.
Прежде, бывало, Алмазов возвращался с работы домой, и если не случалось рядом прелестных сожительниц, сам готовил себе ужин, съедал его в полном одиночестве, а после, устроившись перед телевизором, запивал пивом предлагаемые зрелища. Теперь же образ жизни его решительно переменился. Каждый вечер, когда он возвращался с работы, Хриса Вениаминовна подавала им с Сашенькой ужин и, расставляя тарелки, с озабоченным видом приговаривала: