Посиделки с Олегом

– А Вы, дама, ничего, – бросил он на Диметру вожделенный взгляд.

– Моя – гордо обнял ее Олег.

Спустя некоторое время он, шатаясь, вернулся и дал ему две ампулы. Попрощавшись он и она медленно пошли вдоль аллеи по направлении к прудам, находящимся внутри огромного благоустроенного парка. Внутри, за огромной черной оградой парк начинался с детской площадки и тройки скамеек, на одну из которых они сели.

– Смотри–ка, свежий и пятипроцентный раствор, – смотрел на свет ампулу он.

– Настоящий полет?

– А то!  

– Я всегда думала: и почему мы вынуждены искать окольные пути вместо того, чтобы просто купить в аптеке необходимый препарат? – Она положила голову на его плечо.

– Потому, что это мы такие, – медленно и тихо начал он. – А ты подростков представь. Общество настолько омерзительно, что направлено исключительно на порабощение человека, исключительно на стирание его личности, способностей к творчество. Общество топчет, ломает, душит, бьет, кусает и подростку не остается ничего кроме изменения состояния своего сознания.  – Он пронзительным взглядом смотрел на неподвижные воды пруда. – И теперь представь: ни кем не понятые личности в бесполезной жизни будут снова и снова злоупотреблять препаратами если их легализуют.

– Ах, вот оно как.

– Угу. Но конечно есть одно НО, как я думаю. Вот имеет человек душевные проблемы, так ему обязаны дать доступ абсолютно ко всем препаратам списка А.

– Правильно, согласилась она. – Список А – это ведь прямое нарушение прав человека на свободу выбора!

– Это из–за наркоманов. Я вот готов поспорить: кинь я наш препаратик в воду – ты бы даже и не расстроилась.

– Конечно! Ведь есть ты и это самое важное. Вопрос отсутствия веры. Любимый – это истина в последней инстанции и доверять больше не следует никому.

– Молодец! Ну что, давай выпьем? – Он достал из пакета пиво и дал ей.

– За нас!

– Хорошо–то как, – сделал глоток он. – Всю жизнь так бы просидел.

– И я… Здесь… С тобой…

Холодно что–то. Давай пересядем? – предложил он, садясь на спинку скамейки  и ставя ноги на само сидение. – Так теплее.

– Давай, – повторила за ним она. – Тоже замерзла. И домой хочется.

– А пошли! – Он спрыгнул и подал ей руку.

Пасмурный день не проявлял ни солнца, ни ветра, а они шли навстречу полету, таящемуся в кармане Олега.

Не бойся

Кодовый замок в двери не работал, в прочем как всегда. Никто из жильцов дома и не помнил, когда он был в рабочем стоянии. Подъезд с выбитой лампочкой был полон пустых бутылок, разбитых на острые осколки и целых, стоящих с остатками не выпитого содержимого. Возле стены стояла треснутая тарелка с кем–то налитым молоком, которым мирно лакомилась рыжая бродячая кошка. По–геройски резко пнув одну из бутылок он тем самым расчистил путь к лестнице, ведущей на второй этаж и площадку, в свою очередь ведущую на этаж выше, и так по пункта назначения – четвертого этажа. Облупившаяся зеленая краска на стенах лестничных клеток обнажала бетонный материал стен по цвету такой же серый как и полы в местах выбившейся от старости плитки, мелкой и желтой. Нетленные произведения юных художников – нечитаемые надписи баллончиком краски – под гордым названием «Граффити» встречали гостей, оставляли равнодушными жителей среднего возраста и приводили в бешенство видавших виды довольно–таки пожилых, живущих в том доме очень–очень давно. Межэтажные окна едва пропускали дневной свет, сквозь толщу годовой пыли день казался матовым, непроглядно мутным.