Посиделки в межпланетной таверне "Форма Сущности" (СИ)

Поднялся шум. Старые черти метали искры из глаз, поджигая всё вокруг; молодые демоны прыгали по столам, топча посуду, но щадя бутылки со спиртным; дамы просто визжали, демонстрируя завидный объём лёгких и богатые, но неприятные вокальные возможности. Я бросился к постаменту, столкнув с него Подергунчика; при этом незаметно для окружающих порвал его рубашку, сломал ему левую руку и три ребра, раздробил челюсть, выбил глаз и трижды от души высморкался в его модный галстук. Затем откашлялся и напряг голосовые связки, пытаясь перекричать весь этот гвалт. Я подробно информировал присутствующих об утренних происшествиях, представив себя, разумеется, в самом выгодном свете. Про Подергунчика я практически ничего не сказал, лишь красочно описал, как он метался, пытаясь прикрыть хилым телом Лысого и его приятелей, умолял пощадить их, взяв взамен его жалкую жизнь, и как я, проявляя отточенную, свойственную лишь мне жестокость, вначале хладнокровно пристрелил их, а потом, вдоволь покуражившись, отпустил его на волю продолжать никчемное существование, приносящее лишь страдания, неудачи и насмешки окружающих. Тем самым я нанёс максимальный ущерб всем четверым: им, молодым, полным сил и энергии, и ему, гнусному мозгляку и уродливому недоумку.

К этому времени мерзавец вернулся в зал в инвалидной коляске и успел услышать посвященные ему пассажи. Он аж побагровел и едва не вывернулся наизнанку, пытаясь ответить достойными оскорблениями, но куда ему до меня. Конец моей речи был столь величественно-ужасен, что не могу не привести его здесь дословно:

-- Коллеги! Все мы не лишены недостатков. Вероятно, и я порой оказываюсь недостаточно злобен и, к примеру, сразу убиваю там, где ещё мог бы предварительно попытать. В этом виноват и покорно склоняю голову. Но кто и когда мог бы упрекнуть Длиннохвостого в милосердии или, тем более, унеси Дьявол, в любви?! Вы же хорошо знаете меня. Вспомните: разве я хоть раз передал в общественном транспорте деньги на билет? Зато в часы пик я многократно продирался из середины салона к передней двери и обратно. А разве кто-либо ещё включал в электрическую розетку неотрегулированный отбойный молоток во время популярных телепередач? Я никогда не вытирал ноги, посещая чужую квартиру, и не снимал обуви, проходя в комнаты. При этом искусно выбираю момент визита, нанося его тогда, когда хозяева завершают уборку дома или только что закончили ее. Кто, как не я, устроившись на летние каникулы общественным инспектором дорожного движения, установил рекорд Преисподней по количеству и величине выписанных штрафов за неправильную парковку автомобилей?! Именно я в день завершения миссии в качестве блестящего заключительного аккорда, попирая закон так, как никто его ещё не попирал, приговорил двоих нарушителей к смертной казни и немедленно привёл приговор в исполнение. Кстати, кто ещё, кроме отъявленного садиста, выбрал бы такой источник приработка? Большую же часть свободного времени я провожу, трудясь контролёром на автобусных остановках. Это ли не свидетельство коварства и общей подлости характера? Если же я кого не обидел, не задел и не унизил, то обязуюсь восполнить пробел в будущем. Несмотря на отдельные слабости, в целом я плох, и помыслы мои грязны. Верьте мне, черти!

Спич вызвал аплодисменты, обмороки, предложения руки и тела от нескольких хорошеньких дьяволиц, которыми я решил воспользоваться последовательно, и даже три-четыре попытки убийства со стороны наиболее восторженных фанатов. Тем не менее, после завершения оваций практически единогласно Ассамблея решила отдать меня под суд. Не могу быть на них в обиде: в Аду так мало развлечений. Кроме того, я совершенно уверен в исходе дела.

Сегодня состоялся процесс. В состав жюри входили слоноподобный Бегемот и Асмодей, две из трёх голов которого были перекошены даже больше обычного -- по слухам, он опять сожрал своего дантиста и мучился от последствий. Председательствовал сам Вельзевул. Он же исполнял функции прокурора -- традиционный метод экономии фонда заработной платы. Адвоката, естественно, не полагалось, и я защищал себя сам.

После того, как свидетели сообщили примерно то же, что я описал выше, правда, при этом расцветили серую ткань буден массой ярких эпизодов собственного сочинения, начались прения сторон. Прокурор произнёс хлёсткую обличительную речь, в которой мне были посвящены два крохотных абзаца в конце. Несмотря на мои неоднократные протесты, обращенные к председателю, тот так ни разу и не прервал чрезмерно увлекшегося оратора. Я же в общих чертах повторил свою речь на Ассамблее.