Поскольку я живу

- Я в курсе, что такое Ю-туб, - скривилась Таранич. – А тебе бы тоже не мешало пересмотреть. Вспомнить.

- У меня с памятью все нормально. Не забыл, как играла эта… коза консерваторская. Пресно, неинтересно. Ее мужик бабла тебе отвалил, что ли?

- Хреново у тебя с памятью, - зло брякнула Рыба-молот, а ее глазки в свою очередь принялись прожигать в нем дыру, - что в твоем случае неудивительно. В общем так. Сейчас валишь отсюда домой и ведешь себя, как пай-мальчик. Ты понял?

- Это ты меня не поняла! Я не могу с ней играть. Это ничем нормальным не закончится. Ни для меня, ни для нее. И, соответственно, для тебя. Давай, расскажи мне, как много ты сделала для нас! А я тебе расскажу, сколько ты на нас заработала!

- Пошел вон отсюда, - сказала Таранич медленно и спокойно, будто это не она полминуты назад орала на Мироша. – Ты никто и зовут тебя никак. А я на таких свое время не трачу.

- Пошел вон отсюда, - сказала Таранич медленно и спокойно, будто это не она полминуты назад орала на Мироша. – Ты никто и зовут тебя никак. А я на таких свое время не трачу.

Иван криво усмехнулся.

Теперь и он смотрел на нее неожиданно спокойно, взвешивая. Будто бы принимая самое важное в жизни решение. А потом, коротко кивнув, легко развернулся и вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.

Вольная грамота получена. Неизвестно, во что это выльется и чем придется заплатить. Но чувство, которое он испытывал, было сродни тому, что чувствуешь, когда вынырнешь на поверхность воды после глубокого погружения. Эйфория. Дикая, ненормальная эйфория, которая потом придавит тяжестью осознания случившегося.

У лестницы, недалеко от двери в кабинет, замерла белая, как мел, Славка с чашкой чаю или кофе. Подслушивала – или даже не надо было стараться? Все и так слышно. Мирош, явственно представив себе, как она, приставив эту самую чашку к двери, вслушивается в их с Маринкой вопли, хохотнул, подмигнул ей и двинулся по коридору на выход, где оставил рюкзак, с которым только час назад сошел с поезда.

Он заставлял себя дышать ровно, размеренно, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы как можно дольше иметь возможность не замечать чего-то разрушительного в голове, что уже началось. Не думать. Просто не думать еще хоть пять минут.

Это потом он будет искать выходы из тупика, в который себя загнал. А сейчас время облегчению. Кратковременному, как звук скрипящего голоса, произносящего его имя:

- Мирош!

Он остановился. В висках запульсировало. Дочь Рыбы-молота. Чертова мелкая пиранья.

Она подошла к нему по-прежнему с чашкой в руках. Как оказалось вблизи – пустой. Точно через нее подслушивала! Но смеяться уже не получалось. А Славка тихо, очень серьезно спросила:

- А ребята?

- А ребята меня грохнут.

Даже Влад. Особенно Влад.

Иван прикрыл глаза. И в темноте, в которой оказался, очень ясно увидел – снова увидел – сонную Фурсовскую физиономию. Первый раз в Торонто – он встречал его, неожиданно оробевшего, в аэропорту и потом увозил к себе на Макферсон авеню. Спустя несколько месяцев после того, как тот вытащил его с того света. Вернул в эту чертову жизнь. Заставил задержаться тогда, когда уже совсем ничего не держало.

Влад, для которого нет вообще ничего важнее их музыки и их дружбы. Для него это едино.

Мирош рассеянно глянул на Ярославу, молча рассматривавшую сейчас его лицо. Пока не нашел в себе силы сказать:

- И они будут правы.

Через мгновение дверь в кабинет Марины Таранич в очередной раз за день распахнулась. Иван подлетел к столу и сердито рявкнул:

- Я надеюсь, запись с ее прослушивания есть? Не снесла?

Таранич нехотя остановила видео, которое просматривала, отчего в комнате резко стало тихо, медленно подняла на Мироша глаза и, демонстративно напялив на нос очки, уставилась на него.

- О-па, ты кто такой, карандаш? – вспомнила она старое прозвище. – Чего тебя сюда занесло?

- Возьмите меня к себе, тетенька! Может, для чего сгожусь! – тоненьким голоском протянул Иван, но весь вид его говорил о нетерпении. Впрочем, он и шутил-то на последнем издыхании. Неожиданно вспомнилось, что не спал вторые сутки. Как завели, так остановиться не мог. Адреналин – отличное топливо.

Марина отбросила в сторону очки и подобралась, а выражение глаз стало строгим и деловым.

- Говорю один раз, повторять не буду. На твои истерики – мне насрать. На твои желания или нежелания – тоже. Ты теперь Иван-дурак, и номер твой – тринадцатый. Либо делаешь то, что говорю я, либо… - она прищурилась, глазки ее превратились в две щелочки, - ты делаешь то, что говорю тебе я.

- Да понял я, понял, - кивнул Мирош, и голос его тоже прозвучал серьезно. – Хочешь воспитывать – воспитывай. Твои дисциплинарные меры всегда отличались своеобразностью.

Два года назад она ему, вмазанному, девок своих подкладывала, чтобы быть уверенной что он еще приключений себе не найдет. И периодически заливала лошадиные дозы алкоголя, надеясь, что он соскочит с наркоты, а алкаша, по ее стойкому убеждению, вылечить проще.

Иван сел на стул перед столом Таранич, и это означало его капитуляцию, даже несмотря на то, что для виду он все еще барахтался.