Поскольку я живу

- С умением согласовывать у нас у всех проблемы. Есть к чему стремиться. Так что, Саш?

- Мне и прошлая версия нравилась, но давай. Кофе-то можно?

- Ты в курсе, где кофемашина.

Вайсруб козырнул, проследовал по указанному направлению. И принялся набирать дымящийся напиток в стаканчик.

 Мирош обернулся к Полине. За спину. Так, как мечтал, но не мог позволить себе все эти чертовы недели.

- Я хочу усилить эффект от твоего соло после припевов.

- Каким образом? – деловито поинтересовалась Полина.

- Надо сделать его немного живее. Не скажу, что из адажио в аллегро. Но, мне кажется, если слегка ускорить темп, а не уходить в глуби?ны, будет интереснее. Особенно учитывая, что в целом песня…

- Заунывная, - подсказал Вайсруб. – Ну, если по-человечьи.

Остальные в зале заржали.

Полина улыбку сдержала, откровенно не понимая, что происходит, но настойчиво прогоняя желание спросить. Так же, как и не хотела сейчас ничего анализировать, потому что еще неизвестно, куда заведут размышления о том, что это такое сейчас было после стольких дней совершенного, практически идеального игнора.

Как нельзя кстати пришлась школа Фастовского. Мирошу до приват-монстра, как до Луны. Полина сдержанно кивнула, подтверждая, что поняла поставленную перед ней задачу.

- Ну отлично, - отозвался Иван. – Фурса, я допеваю припев – исчезаешь. Тарас – ты уходишь на задний план.

- Да понял уж, - отозвался Комогоров. Влад же ограничился кивком.

- Вайсруб, что там твой кофе?

- Горячий.

- Тогда, может, попробуешь занять свое место с ним или помочь донести?

- Справлюсь! – широко улыбнулся Саша и двинулся на выход из зала, чтобы удалиться свою комнату. – А вот ты, Ваня, страдаешь херней.

- Посмотрим, - усмехнулся Мирош ему вслед. – Ладно, поехали!

И они – «поехали».

Иван стоял у микрофона, с каждым мгновением все сильнее ощущая По?лино присутствие и каждое ее движение за его спиной. И это мучило его тем сильнее, чем более четко вставала перед ним истина: нихрена он без Полины уже не сможет. Она рядом. Он хотел бы застыть в этой секунде, пока она рядом. В этой мелодии, пока та звучит. Но «завтра в обед» Поля будет со своим Штофелем, который у нее в паспорте впечатан основополагающим фактором, на котором зиждется ее жизнь.

Мирош почти не контролировал, как его губы произносят заученный до каждого звука текст. Ни голос, ни дыхание, ни даже артикуляционный аппарат не подводили его, когда он пел. Подводила только выдержка. Держаться он уже не мог. Несло.

Я помню день, когда умирала Линда.

Я помню ночь, когда штурмовали Дубровку.

Я помню навязчиво и беспричинно много.

Я помню всю жизнь блужданием в лабиринте.

Я без пафоса слов – всего лишь бродячий киборг.

Я без средней до – до дури хрипящая глотка.

Я себе запретил искать в соцсетях твои фотки.

Я не властен над курсом моих фанерных улыбок.

Ударные смолкли. Басы исчезли. Тарас постепенно стерся из общей палитры звуков. Иван резко замолчал и махнул рукой, прерывая игру.

- Штофель, это что за «Ти ж мене підманула» сходу?

Рояль тоже резко замолчал. Полина вскинулась, но, сдерживая себя, спросила:

- По темпу или настроению?

- По настроению! Я что? Просил изобразить польку «Бабочку»? Или просто немного ускорить темп?

На По?лином лице едва заметно удивленно двинулись брови. Она промолчала и опустила взгляд на клавиши. Начала свою партию, вернувшись к предыдущей инструментовке, но чуть быстрее, как и просил Иван. Несколько секунд он слушал воспроизводимое. Потом удовлетворенно кивнул и, перебивая ее, брякнул:

- Терпимо. Давай сначала. Когда я замолчу, а ребята уйдут на задний план, плавно переходи на этот темп. Чтобы не резко. Сможешь?

- Да, - отозвалась Полина.

- Отлично.

Мирош снова отвернулся к микрофону, надел наушники и махнул музыкантам, чтобы начинали. Мелодия неспешно полилась по залу, а он, обхватив двумя руками микрофон, пытался справиться с навязчиво зажужжавшей в голове мыслью о том, что через несколько часов она будет паковать чемодан, чтобы ехать к этому своему… в семью, черт дери.

Я видел Землю еще до ухода из Рая.

Я ступал по трупам – меня научили не нюхать.

Я хотел лишь тебя, но давно ночевал по шлюхам.

Я глаза закрывал – и верил, что исчезаю.

- Зорина, я же просил плавно!

- Интересно, а как было? – негромко усмехнулась Полька.

- Как у дровосека. Топором рубанула – и перерубила к хренам.

В это мгновение время остановилось.

В висках резко застучало, и Полина захватила ртом глоток воздуха. Ей бы того Вайсрубовского кофейку… Мирошу на голову.

Дурочка, рыдавшая у лодки за камышами в Затоке, могла проглотить любой «бзик» щеголявшего участиями в фестах фронтмена восходящей группы. Солистка Национальной филармонии не могла смириться с глупыми «наездами».

В конце концов, всего, что имеет, она добилась сама, потому что достойна, а не потому что когда-то в самом начале ее поддерживал Стас.

Мирошу ли не знать! Впрочем, похоже, он и не знал ни черта. Никогда не знал, потому что просто провел с ней лето. А для нее это было всей ее жизнью.