Поскольку я живу

Полина вздрогнула и отвернулась. Сглотнула, вдруг ясно увидев перед глазами Ванину фигуру у ее номера. Но этого не должно было быть. Выгонять ее, чтобы торчать под дверью?

Бред!

- Я его туда не приглашала, - мрачно сказала она.

- Да я как-то догадался! – сердито выплюнул Фурса и замолчал, снова уставившись в окно.

Им принесли пиво. Поставили по бокалу перед каждым. Но кто там на то пиво смотрел? Владу отчаянно хотелось курить, и он шарил глазами по столу в поисках пепельницы. Но долбаные фрицы защищали своих сограждан от вреда сигаретного дыма. Во всяком случае, в стенах этого бирхауса.

Он снова с тоской глянул на Полину и заговорил:

- Я не знаю, что у вас случилось. Он никогда не рассказывал. Просто однажды у него будто предохранители сгорели. Если сейчас с ним будет то же самое, я тебя придушу, ясно? Я его уже однажды почти потерял, второй раз… не хочу.

- Знаешь что! – зашипела она, наклонившись к Владу через стол. – Я понятия не имею, от чего у него предохранители сгорели! Но не надо к этому приплетать меня! Это он загонял меня, как кролика на охоте. Это из-за него я рассталась с мужчиной, с которым встречалась год. Это он пришел в мой дом. Это он позвал меня замуж. И это он меня бросил за несколько дней до чертовой росписи, ничего не объяснив, и даже не счел нужным сказать мне об этом в глаза. Смелости сказать правду тебе, видимо, тоже не нашлось. Поэтому идите вы оба к черту!

- Чего?! – опешил Фурсов, буквально осев под ее взглядом.

- Ничего! – она откинулась обратно на спинку дивана. И разлепила губы, пытаясь говорить снова спокойно: - Влад, я не уйду из проекта, хотя бы потому, что вовсе не желаю подставлять ни его, ни всех вас.

- Да мне начхать на проект! – выпалил басист. – Я расскажу тебе одну вещь, ее никто не знает, даже пацаны. Только я, Таранич и его батя. Ты послушаешь?

- Скажи мне, кто твой друг… - хмыкнула Полина и сцепила на груди руки. – Пока своего не получите – не успокоитесь.

- Да, мы с ним зануды те еще, - Влад устало потер лицо ладонью. И все-таки потянулся к своему пиву, раздумывая, как начать и что он имеет право сказать, а что нет. Сдул пенку к краю, отхлебнул из бокала. Потом снова глянул на Полину: - Два года назад я нашел Ваньку в подъезде его дома на полу в собственной блевотине и без признаков жизни. Он не дышал, пульса не было, губы посинели. Хотя про губы – это я догадываюсь. Там всю морду кровью залило, он, наверное, когда с лестницы упал, хорошо носом приложился. В общем, я вызвал скорую, а сам… я пытался его откачать тогда сам. Как чувствовал, специально читал, наперед знал, что понадобится – с ним обязательно понадобится. Чтобы у тебя не было иллюзий – это был передоз в чистом виде. Ему потом вторую стадию наркозависимости поставили, когда лечить начали…

- Моих иллюзий давно не существует, не без его, кстати, помощи, - отозвалась Полина и упрямо выдохнула. – Все остальное – его проблемы.

- Хорошо. Я понимаю, - кивнул Влад. – В общем, он тогда… у него клиническая смерть была. Но он справился. Его вытащили. У нас горели контракты, гастроли, все дела… потом такие суммы неустоек платили. И кое-как вылезли. Ванька много беды наделал. Он три года играл с огнем, с тех пор, как вы расстались. Сейчас – это была его попытка как-то… не просто вернуться, а реабилитироваться, что ли. Он молчит, он с тех пор, как уехал в Торонто, в основном, молчит. А я знаю. У него чувство вины такое, что на всех хватит. Он ведь не учиться уезжал, все бросив, а в клинику. Его отец устроил, чтобы поменьше шума было, чтобы анонимно. Мы тогда через самое страшное прошли, я его похоронил почти, и Дмитрий Иванович тоже… Похрен на группу, Штофель. У меня лучший друг чуть не сдох от наркоты. Я ему искусственное дыхание делал, а сам хоронил уже. Раз за разом, при каждом вдохе – хоронил. 

Она слушала его, опустив голову. Отказывалась верить, что Влад говорит об Иване. Тот Иван, которого она знала… он был другим. Он обещал ей. Впрочем, он обещал ей не только это.

А в висках продолжало долбить повторенное несколько раз: хоронил, хоронил, хоронил.

Ваньку? Ваньку?!

Полина медленно подняла глаза на Фурсова и проговорила:

- Чего ты хочешь?

- Я хочу, чтобы ты облегчила мне задачу – не создавать ему проблем. Сегодня… сегодня я не имею представления, где его искать. Черт подери, дежа вю какое-то. Он тогда тоже сбежал, Поль. Мы его сутками искали. И знаешь, что он попросил, когда только-только пришел в себя? В реанимации еще, под капельницей, едва с того света. Это только я знаю, я никому не говорил…

Она молчала, не отводя от него глаз.

- Он попросил тебе не рассказывать.

Переключатель в ней щелкнул.

- До конца записи я перееду в другую гостиницу, - негромко проговорила Полина, очень по-деловому, будто подводила черту. – В Киев вернусь другим самолетом. Что еще я могу сделать?

- Я не знаю, Штофель. Правда… Разве что, закрыть собой амбразуру, когда Рыба-молот начнет его расчленять… если он появится. Хотя эта амбразура пожизненно моя.

- Я поняла.

- Злишься?