Поскрёбыши

Иной раз небо начнет волноваться, размечет облачные парусники. Проберет веселый страх – ой, унесет нас в открытое небо! Паша сдвинет острые лопатки и подымет подбородок. Стадо ссыплется в овражек, собьется в кучу. Паша начнет строит нереальные планы побега. Из квартиры с облупленными стенами, от вечных простуд – во двор, где тополя и газоны с маками. Но двор ограничен домами. Третьим и пятым корпусом, напротив них длинный второй по прозванью - военный. Из двора в парк с прудами, беседками и статуями. Но парк ограничен высокой набережной. За рекой снова город во всём его безобразии. Из города в деревню, где покосы и выгоны. Но горизонт ограничен лесами. Речки глубоко вгрызлись в песок, разрезали равнину столь хитро, что и к этому неподвижному горизонту не подступишься. Беспредельность над нами. Там течет дневная переменчивая облачная жизнь и таинственная ночная – звездная. Туда Паша задирает голову и думает отчалить.

Приехал Александр Маркович, он не одобряет своих семейных в их павломании. Паша пропадает в полях Иной раз уходит утром и возвращается вечером. В небе живут облачные джинны, передвигаясь по земле пространными тенями. Вот во чистом поле пруд и остатки парка. Паша идет по аллее. Такой тоненький в сравненье с вековыми липами. К пустырю, заросшему крапивой. Зашелестели листья, зашелестели платья, белеет колоннада, белеют роз кусты… Кирпичная церковь с ободранной маковкой и снятым крестом. Вороны на полусгнивших досках купола. Если забрел не в то время, выбраться сложно.

Яша уезжает. На рассвете его одного посадили в телегу, как приговоренного. Паша держится за борт. Можно подумать – никогда не увидит веснушчатого языкастого друга. Впереди неделя, полная застенчивого молчанья. Вот и Марья закидывает на телегу жесткие мослы. Но, пошла… и Паша остается при своих фантазиях.

Как при Яше, так и без Яши Пашина жизнь в полях. Установилось нежаркое лето – лето, полное ветра. Вот и прекрасная Дульцинея навстречу ему в карете. Лошади все в плюмажах, цугом, числом их шесть. Эй, Паша, садись – подвезу. Ты чтой-то далёко забрел. Пойдешь завтра за тетю Клаву пасти? Шестнадцатилетняя почтарка Нюра хлестнула лошадку – и возвращает Пашу в деревню. Полтора года разницы, но он рядом с ней такой хрупкий. Как, однако, давит сложный мозг. А Нюра заполнила до отказа штапельное платье, натянула его до предела. Торчат из телеги крепкие ноги в сапогах. Плоское лицо невозмутимо. Похоже на скифское изваянье. Туго заплетенные косы – как спелые колоски. Целая нива из русых кос по деревням поспевает. Здравствуй, моя безответная родина, ты породнилась с небом. Не было в мире беднее тебя, но и победней тебя. Паша, слезай, мне еще в Подосёново с почтой тащиться. Так я тете Клаве скажу?

Однако наутро Паша не встал, пять дней его била лихорадка. Виделось поле из русых кос и без крестов купола. Повезли в Москву еще слабого, проклиная себя, что связались. Город проглотил автобус жадно, ровно целый месяц в него никто не въезжал. Над домами висело непроницаемое марево, словно нельзя проехать насквозь этот город, не увидать зеленых полей. Но Пашу, хотя и вялого, было не обмануть. Он теперь знал: земля за его спиной нещедрая, но немалая. Прокормиться на ней нелегко, но всё же возможно. А коли так, то у него, у Паши, есть еще несколько степеней свободы.

Любовь и жизнь женщины

Четырнадцатилетняя Аглая идет по цветущему лугу. Плаксивая, обидчивая, шляпка с лентами, юбка в оборках. Пятнадцатилетние близнецы-кузены всего этого так не оставят. Заходят с флангов и – шварк Аглаечку в илистую речку. Какие вопли! о! как трагична жизнь женщины!

Все против меня. Никто не хочет, чтоб я встала в полный рост. Во всех знакомых домах по нескольку дочерей. Редко где один сын. Что случилось в природе – не знаю. Чувствую только, что я лишняя. Правда, моих кузенов двое, и они надо мной вдвойне издеваются. Куда нас, женщин, столько? зачем? – Аглая, глупенькая, никто не знает глобального замысла. Тебе придется жить в предлагаемых обстоятельствах, вот и всё. – А я что делаю?

Два года прошли с грехом пополам. Аглая вроде бы стабилизировалась. Мощный стабилизатор зовется Владиком. Ему семнадцать, он стоит в обнимку с Аглаей на лестничной площадке. Аглаина семья обеспокоена. Виновница переполоха неожиданно заявляет, что намерена выйти за Владика замуж, только попозже. Развязка наступила пораньше. Финансовое положенье Аглаиной семьи рухнуло, Владик исчез. Аглая храбро ходит в материных обносках двадцатилетней давности. Ей уже семнадцать. На прежде умильном лице появилось не по возрасту твердое выраженье. Ничто в Аглае-подростке столь сильного характера не предвещало. Это благоприобретенное.

Меня никто не ждал в этом мире. Это жесткий мир, и я стану жесткой. Меня предали, и я предам. Научусь уходить раньше, чем меня бросят. Стану чуткой, как зверь. – Ага, станешь, только не сию минуту.