Посланец. Переправа

Демидов лихорадочно искал выход из положения. У разведчиков почти не оставалось патронов, экономить приходилось на каждом выстреле. Он оторвал взгляд от дороги и повернулся к реке. Там было спокойно. Три немца, пытавшиеся прорваться к дзоту, лежали в тех же позах, в каких их застал огонь разведчиков. Война для них уже закончилась. Очевидно, после этой потери их командир не решился на повторную атаку. И это уже облегчало задачу. Когда нет угрозы с тыла, смелее смотришь вперед.

Демидов снова повернулся к дороге. Ему почему-то захотелось узнать, видят ли немцы своих убитых на берегу реки. Но кромка берега от броневика не просматривалась. Кроме того, ее прикрывал бруствер траншеи. И Демидову пришла в голову мысль запастись дополнительным оружием.

— Подкользин, — негромко крикнул он и, когда тот повернулся к нему, приказал: — Иди сюда.

Подкользин, пригнув голову, подошел к Демидову.

— Сползай к тем немцам, — Демидов кивнул в сторону реки, — и принеси их оружие. Оно нам сейчас очень пригодится.

Подкользин, не говоря ни слова, словно уж, перевалился через край траншеи и пополз к берегу. И в это время на дороге, чихнув черным дымом, зарокотал броневик. Немцы или исправили повреждение, или останавливались для того, чтобы перезарядить пулемет. В бруствер траншеи, визжа и поднимая фонтанчики пыли, стали вонзаться пули. Они летели непрерывно, не давая поднять голову, чтобы проследить за дорогой. И это было самым страшным. Немцы в любую минуту могли оказаться около траншеи и забросать ее гранатами. Невидимый враг во много раз опаснее того, который находится перед глазами. От невозможности что-то сделать Демидов сжал зубы и мысленно выругался самыми нехорошими словами.

Сукачев словно услышал его. Из амбразуры дзота застучал пулемет, и Демидов почувствовал, что немецкие пули уже не вонзаются в бруствер, заставляя сгибаться и прижиматься к стенке траншеи. Он поднял голову и осторожно выглянул из-за бруствера. Броневик находился в пятидесяти метрах от него. Теперь он поливал огнем не траншею, а дзот. Но Сукачев отвечал ему, и броневик не ехал, а полз, как улитка. Он боялся оторваться от солдат, шедших вслед за ним, потому что без него они оказывались беззащитными. Они уже и так находились под огнем. Подойдя ближе к мосту, немцы невольно изменили угол обстрела, открыв тех, кто оказался в самом хвосте группы. Демидов увидел, как два солдата упали, словно налетев на невидимый барьер. Это стрелял Коваленок. Он бил короткими очередями, точно прицеливаясь и экономя патроны. Именно его огонь изменил ситуацию. Броневик сначала остановился, а затем, все так же отстреливаясь, начал пятиться назад. Демидов вздохнул, но вместо облегчения почувствовал вдруг навалившуюся на него безумную усталость. Такую усталость, что тяжело было пошевелить рукой. Не хотелось ни двигаться, ни говорить.

Звякая тремя автоматами, которые держал за ремни в широкой ладони, в траншею свалился Подкользин.

— Вот, возьми, — сказал он, протягивая Демидову «шмайссер».

Затем засунул руку за пазуху, достал оттуда два рожка и тоже отдал их командиру. Вытер рукавом измазанной в земле гимнастерки лоб и направился к Коваленку. Тот взял автомат, покрутил его, словно видел первый раз, перед глазами и положил около ног. Подкользин достал из-за пазухи еще два рожка и тоже протянул их Коваленку.

Немцы перестали стрелять, под прикрытием броневика они откатились назад, захватив с собой убитых или раненых. Подкользин даже поднялся на цыпочки, провожая их взглядом. Впервые за это длинное утро в траншее можно было стоять, не боясь выстрелов.

— Ну что, командир, может, переведем дух? — сказал Подкользин, глядя на Демидова. Глаза его хитровато блестели.

— Кому отдыхать, а кому готовиться к новому бою, — сухо ответил Демидов. — Ты думаешь, они на этом остановятся?

— Да хрен с ними, с немцами, — сказал Подкользин. — Нам о себе думать надо.

Он снова засунул руку за пазуху и достал оттуда фляжку. Побулькал ей около уха, но фляжка не издала ни одного звука.

— Полная, — удовлетворенно сказал Подкользин, отвинтил пробку и, зажмурившись, понюхал. — Чуть было не прозевал. Уже отползать стал, когда увидел ее под одним немцем. Они, видать, пьяные в атаку шли.

Подкользин отпил из фляжки небольшой глоток, чмокнул и, облизав губы, утвердительно произнес:

— Ром! — Затем протянул фляжку Демидову: — Пей!

Тот понюхал ром и сказал Коваленку, чтобы сходил в блиндаж к Сукачеву, проверил, как у него дела, а заодно принес закуски.

— У этого куркуля хлеба с салом полный вещмешок, — сказал Демидов.

— Может, и его позвать? — спросил Коваленок.

— Пусть у пулемета сидит. Мы ему во фляжке оставим.

Утро окончательно разведрилось. Тонкие, легкие, словно перышки, облака бесследно растворились в небе. Из-за ракитника, росшего на другой стороне реки, выскользнули первые, осторожные лучики солнца, начавшие несмело ощупывать землю. Роса на траве вспыхнула, озаряя перламутровой радугой пространство между траншеей и ведущей к мосту дорогой. И если бы не дальний бой, гремевший на передовой, новому, светлому дню можно было только улыбаться.