Послание

Философ Гераклит когда-то сказал, что нельзя дважды вступить в одну и ту же реку, имея в виду, что за время, пока ты будешь вступать туда во второй раз, вода уже сменится. Его превзошел Парменид, который сказал, что нельзя войти в одну и ту же реку даже один раз, поскольку она изменится, пока ты будешь шагать. Я прошел через тысячи рек, прежде чем зашел по пояс в эту теплую и мутную воду. Ниже меня на поверхности крутились маленькие водовороты, а вокруг собирались листья и всякий мусор, как бы еще до начала путешествия предупреждая о мертвой хватке реки.

Я посмотрел на другой берег. Темные деревья на фоне багрового неба, и все это покрыто серой пеленой дождя. Я подумал об Эйве: в какой-то лачуге, неизвестно где, наедине с маньяком, которому дождь вбивает в голову его бредовые фантазии еще глубже… Я набрал побольше воздуха и нырнул.

Это оказалось хуже, чем я себе представлял.

Глава 35

Он стоял на верхней палубе и смотрел через болото на угасающий серый свет, превращающийся в плотную, как черный бархат, темноту. Не было видно ни звезд, ни луны, ни огней. Иногда ему удавалось заметить свет фонаря в рыбацком лагере, находившемся в четверти мили вниз по течению, но старик, который там жил, передвигался с палочкой и прикладывал руку к уху, когда хотел что-то услышать. Старику повезло: если бы он представлял угрозу, мистеру Каттеру пришлось бы впрыснуть ему препарат, вызывающий инфаркт, как он сделал это тому ухмыляющемуся извращенцу, которого послал Колфилду. Этот распущенный монстр пристал к мистеру Каттеру в баре, когда он выслеживал Нельсона. Как приятно было завлечь его, сделать укол и ручкой от метлы засунуть в него простое взрывное устройство. Просто восхитительно, что можно сделать из пороха от трех патронов к дробовику, распиленного корпуса фонарика, искрового запала, полуметра хирургической мононити и тройного рыболовного крючка!

–  Мои пальцы? Где мои пальцы?

Вилли Линди улыбался, вспоминая первое и последнее вскрытие Колфилда. Какой-то посторонний молодой патологоанатом попробовал украсть у Мамы предназначенное для нее место – то самое, которое вернет ее назад, к Вилли.

Сейчас он был в безопасности в своем собственном мире. Дождь делал это место еще более укромным. Вселенная отдала ему назад лодку, вернула Маму и защитила от внешнего мира, подарив время. Время для Вилли, время для Мамы. Для двоих усталых путников, объединенных одной расплатой, где грехи прошлого будут искуплены через раскрытие образа, а души омыты в алых волнах избавления, чтобы оставить их невредимыми, одинокими и навсегда вместе.

Он услышал какой-то шум из машинного отделения, где была Мама. Она, наверно, хочет знать, что происходит. Лучше ему пойти к ней и все рассказать.

И показать.

– Карс! Осторожно!

Я проплыл уже половину пути. Мышцы гудели и горели, глаза слепили песок и мусор, когда вдруг появился вывернутый с корнями пень. Размером он был с автомобиль и подмял меня. Корни его были гибкими и крепкими, как железо, не вырвешься. Они словно были приварены к передней решетке локомотива, на всех парах мчащегося по дну. Я дергался в этих щупальцах, отталкивал их, рвал. В голове нарастал вопль. Какие-то искаженные звуки… Боль на месте сорванных ногтей…

Пень вздрогнул, перевернулся и вмял меня в толстый слой ила на дне – мягкий, как губка, сверху, плотный и песчаный внизу. Грязь залила мне рот, нос и уши. Я ждал, что сейчас меня раздавит. В голове оглушительно ревели оркестровые трубы. Меня тащило по дну, из моих легких выходили последние капли воздуха. Мой последний момент: пузырьки по лицу…

Пень снова содрогнулся и перевернулся вверх корнями. Прошла целая вечность, прежде чем он достиг поверхности. Дождь и великолепный воздух! И я, втягивая грязь и песок, захлебываясь и отплевываясь, но все-таки дышу. Я закричал и вывернулся. Пень медленно поднимал меня к небу, пока я лихорадочно пытался определить, за что же зацепился.

Ремень кобуры запутался! – вскрикнуло мое сознание…

Я пытался разбитыми пальцами справиться с застежкой, как вдруг услышал сквозь шум дождя сильный всплеск и увидел в реке Гарри. Он был в четырех метрах от берега и в двадцати от меня и удалялся, оставляя за собой брызги от шлепающих по воде рук. Увидев, как меня подмяло пнем, он прыгнул в воду, решив, что если останется на месте, то это будет хуже, чем если попытаться плыть.

– Вернись! – заорал я. – Гарри, стой!

Я с ужасом смотрел, как течение относит его на середину главного русла, как он бьет руками и захлебывается. Пень снова начал тащить меня под воду.

– Держи дыхание, и останешься на плаву! – изо всех сил крикнул я. – Тело поплывет само.

Его голова исчезла под водой, но через несколько секунд появилась в десяти метрах ниже. Он удалялся, медленно вращаясь, как в стиральной машине, затем снова ушел вниз.

Осталась только гладкая и безжалостная поверхность воды.