— Меня всегда интересовал этот аппарат, — сказал Леня. — Как‑то я подошел слишком близко и поставил иглу на пластинку, но как включить его — не знал. И я спросил Грома — «Дядя Гром, как его врубить?».
Кажется, он сваривал какую‑то делать в этот момент. На лице его был шлем с черным защитным светофильтром и, скорее всего, поэтому он не заметил моих манипуляций, хотя никогда не запрещал трогать и даже брать любые вещи и инструменты в гараже.
Помню, как одним движением он смахнул этот шлем, бросил сварочный аппарат на бетонный пол и пламя из этой штуковины с шипением стало облизывать землю, оставляя на ней черный жутковатый нагар. Я тогда подумал, что мы сейчас загоримся.
Впрочем, даже не пожара я испугался… — Леня изменился в лице. — Гром словно с ума сошел, ни разу не видел его таким!
Он отшвырнул меня от патефона так, что я отлетел к самым воротам и ударился головой о стальную переборку, потом он медленно снял иглу с пластинки и накинул на аппарат какую‑то замасленную тряпку.
Ни разу с того времени у меня не было желания спросить — что это было и что за история с патефоном.
Леня задумался, потом глядя в пространство, будто перед его глазами был тот самый гараж, продолжил:
— Вы же знаете, что почти все эти штуковины в его гараже были с историей. Череп хотя бы… Признаться, я стал ходить к нему гораздо реже, а потом и вовсе перестал. — Леня посмотрел на друзей и пожал плечами. — Да и интересы мои, честно говоря, изменились.
— Если бы ты нам рассказал про этот случай, мы бы могли выследить этого… Моцарта, — тихо сказал Шкет.
Виктор посмотрел на экран своего айфона, купленный на заработанные на зоне деньги.
— Вряд ли. Да и как ты себе это представляешь в тех м‑м… обстоятельствах. Мы же были почти врагами…
— Общая беда могла нас объединить… — сказал Шкет и в этом, скорее всего, он был прав.
Весь хмель слетел с них в мгновение ока.
— И ты думаешь, что… почтальон… он и есть?.. — спросил Леня. — Признаться, я плохо его помню, видел пару раз всего возле школы. Я ведь жил в другом районе.
— В тот момент, когда он меня поймал, избавив от расквашенного носа и я увидел его плащ, рюкзак — ни о чем больше и думать не мог, — ответил Виктор. — Моя соседка… тетя Оля, она встречалась с ним.
— Если его реально взяли, то должны показать по телеку, — сказал Шкет.
— Сомневаюсь, — Виктор снова поднялся, подошел к окну и посмотрел вниз. Чем‑то это окно его притягивало, точнее, не окно, а сам двор, и он никак не мог понять, чем именно. — Пока не проведут следственные действия, ничего показывать не будут. А вдруг опять прокол? Гром сказал, что уже тогда по этому делу были ошибочно казнены несколько человек. Покажут, когда будут уверены на сто процентов.
— Значит, нужно как‑то увидеть его, — вздохнул Леня.
Виктор кивнул:
— Либо же найти почтальона.
Он поднялся, накрыл ладонью откупоренную бутылку и сказал:
— Друзья, извините, но я — все. Сейчас попробую найти Николая Степановича. Шкет, ты говорил, что у тебя кто‑то в органах. Может этот человек поможет увидеть фото задержанного. У них есть доступ к базе.
Леня взъерошил жидкие волосы и спросил:
— А что ты там все высматриваешь, а?
Виктор отпустил шторку и задумчиво ответил:
— Даже не знаю.
Потом он повернулся, обвел взглядом кухню, которую освещала желтая тусклая лампочка без абажура и спросил:
— Слушайте, а у вас бывало ощущение, похожее на дежавю, только чуть другое — вы точно знаете, что уже видели, были в этом месте, разговаривали с этими людьми, но теперь, в настоящий момент переживаемое вами сильно отличается от того, в чем вы на сто процентов уверены.
Иными словами — кино с тем же названием, что и всегда, вы его сто раз смотрели, но теперь главный герой, да и другие герои делают совсем другие вещи. Понимаете, о чем я говорю?
Шкет и Леня переглянулись, и Виктор подумал, что кто‑то из них сейчас заявит, что он перебрал.
Однако, на их лицах он прочитал одновременно испуг и озабоченность. Значит, странные вещи, которые они тщательно скрывали от других, чтобы не попасть в дурдом и не быть осмеянными, происходили на самом деле.
— Черт побери, — побледнев, тихо сказал Леня. — Я никому об этом не рассказывал. Вообще никому. Сейчас вы поймете, почему. На втором курсе мехмата МГУ на свой день рождения я взял тачку напрокат, это была «Ламба», «Ламборджини Диабло» — самый крутой спорткар в мире. Не знаю, что на меня нашло. Хотя знаю… тщеславие, конечно же. Я посадил свою девушку, и мы катались по Москве, распивая шампанское и горланя песни… а в какой‑то момент, проезжая по Смоленской площади, я увидел страшную аварию — перевернутая машина и человек, вернее, то, что от него осталось…
Шкет вздрогнул, задел рюмку, куда наливал водку, и та опрокинулись. Темное пятно расплылось по скатерти.
— Да, прямо так, как твоя рюмка. Раз — и все вылилось, а потом еще и вспыхнуло.
— Но… — захотел вставить пару слов Виктор, но Леня прервал его.