Такая трактовка слов Павла подкрепляется дальнейшим выбором понятия «обитать», характеризующего отношение Христа к нашему сердцу. В греческом языке существуют два похожих глагола paroiked и katoikeo. По емкости первое слово несколько слабее второго — оно означает, что «некий путник поселяется (в некотором месте)» (АГ). Существительное paroikos, например, Павел использует в 2:19 для описания чужеземца, живущего вдали от своего дома. Слово же katoikeo означает «обосноваться, осесть где–либо»; оно характеризует постоянное пребывание, как противопоставление временному, и используется метафорично для обозначения как полноты Божества, пребывающего во Христе (Кол. 2:9), так и для описания положения Христа в сердце верующего (как здесь, в ст. 17). Епископ Хендли Моул приходит к следующему выводу: «Слово (katoikeiri
)… выбрано не случайно. Оно подчеркивает идею постоянного пребывания, обитания хозяина в собственном жилье как противопоставление остановке на ночлег путника, который наутро уйдет», это «то место, которое всегда в сердце у Господа, Который правит там, где обитает, Который приходит не для того, чтобы повеселиться и развлечься, но в первую очередь чтобы править»[101]. Таким образом, Павел молит Отца, чтобы Христос Духом вселился в сердца читателей, управляя ими со Своего престола и укрепляя их. В четвертый раз в этом послании Апостол высказывает свои тринитарные взгляды (ср.: 1:3,17 и 2:18).б. Укорененные и утвержденные в любви
Если бы можно было спросить у Павла, чего он хочет добиться, молясь, чтобы Христос правил и укреплял читателей этого послания, я думаю, Павел бы ответил, что он хочет видеть их укрепленными в любви. Ибо в новом человеке, сотворенном Христом, любовь становится выдающимся качеством и силой. Новое человечество стало семьей Божьей, члены которой — братья и сестры, любящие своего Отца и друг друга. Или, по крайней мере, обязанные любить — они нуждаются в силе Духа и в присутствии Христа, чтобы обрести способность любить друг друга, особенно вопреки культурным и расовым различиям, которые раньше разделяли их.
Чтобы объяснить, какую любовь он имеет в виду, Павел использует две метафоры (одну из области ботаники, а другую — из области архитектуры). Эти метафоры подчеркивают важность глубины и устойчивость основания. Христиане должны быть укоренены и утверждены,
то есть должны иметь «глубокие корни и твердое основание» (НАБ). Павел сравнивает людей с хорошо укорененным деревом и с прочно построенным домом. В обоих случаях той невидимой составляющей, которая и определяет их устойчивость, служит одно и то же — любовь. Любовь должна стать той почвой, на которой коренится жизнь, и тем основанием, на котором жизнь строится. Можно сказать, что их любовь должна быть как «корневой», так и «фундаментальной» природой в их жизни, ибо именно эти слова хорошо отображают идею корней и оснований.в. Уразуметь любовь Христову
Оставив тему о нашей любви (в которой мы должны быть укоренены и утверждены), Апостол переходит к любви Христовой (которую мы должны познать). Павел утверждает, что мы должны приложить некоторые усилия, чтобы любить и осознавать любовь Христа. Эти понятия нельзя разделять, так как отчасти благодаря нашей любви мы познаем значение Его любви.
Павел молится, чтобы мы могли постигнуть… любовь Христову
во всей ее полноте — широте и долготе, глубине и высоте. Современные комментаторы предостерегают нас от слишком буквального толкования этих слов, так как Апостол вполне мог просто выразиться несколько риторически или применить поэтическую гиперболу. И все же нам кажется вполне правомочным замечание, что любовь Христа достаточно «широка», чтобы любить все человечество (особенно иудеев и язычников, о которых говорится в этих главах), «длинна», чтобы простираться в вечность, «глубока», чтобы достичь опустившегося на самое дно грешника, и «высока», чтобы вознести его на небеса. Лесли Миттон, проводя параллель с Рим. 8:37–39, сказал: «Куда бы вы ни направились, вперед или назад, на высоты или в глубины, ничто не лишит вас любви Христовой»[102]. Древние комментаторы шли еще дальше — они усматривали в этих словах образ креста, чей вертикальный брус одним концом стоял в земле, а другим указывал на небеса, в то время как на горизонтальном лежали руки Христа, будто обнимающие весь мир. Армитаж Робинсон назвал эту идею «красивой фантазией»[103]. Возможно, он и прав, называя подобные сравнения фантастическими, хотя образ любви Христа истинен.