Послание к Евреям

Прежде чем обратиться к следующему разделу, необходимо остановиться на одной чрезвычайно важной теме, свидетельствующей об очень внимательном отношении автора к Ветхому Завету. Он обращается к Ветхому Завету и приводит многочисленные примеры из его истории; мы встречаем множество имен, цитат, персонажей и ветхозаветных концепций. В этой связи, во избежание непонимания, важно понять отношение автора к Ветхому Завету. Возьмем, к примеру, два момента в анализируемом нами отрывке. Здесь автор приводит несколько цитат, подтверждающих превосходство Христа над ангелами. Чтобы четко обозначить Божественность Христа, в 1:8 цитируется Пс. 44:7, первоначально адресованный ветхозаветному царю; в другом стихе (1:10) цитируется Пс. 101:26, где говорится о созидательном творчестве Бога и об участии Христа в акте творения, о чем шла речь в первых стихах рассматриваемой главы. Можно усомниться в правомерности приложения этих древних стихов —первого, поскольку он посвящен земному царю, и второго, поскольку он посвящен всемогуществу Бога, — к концепции Божественного происхождения Иисуса. В связи с этими обстоятельствами уместно рассмотреть несколько моментов.

Во–первых, автор глубоко убежден в христоцентричности содержания книг Ветхого Завета, потому что их авторы часто обращали свой взор за пределы описываемых ими событий, вглядываясь в тот день, когда должны были исполниться их пророчества, а за непосредственными обстоятельствами вставали великие реалии будущего, о чем говорится великолепным по своей выразительности языком. Такой подход характерен не только для автора Послания к Евреям. Когда пророк Исайя описывает страдания раба Господня в своей знаменитой песне о Рабе Израиля, на память приходят некоторые персонажи ветхозаветного времени как возможные кандидаты на исполнение этой весьма трудной и даже непосильной миссии. Может быть, это сам пророк, или его верный соратник, или какой–то новый народный герой, или сам израильский народ, или его остаток? Но когда эфиопский евнух спросил, кто же на самом деле этот Раб Израиля, о котором говорится в Ис. 53, Филипп сказал ему, что это пророчество уже исполнилось в Христе (Деян. 8:34,35). Цитируя в гл. 1 два упомянутых нами псалма, автор, совсем не отрицая ценности заложенного в них первоначального значения, смотрит вперед, за его пределы, извлекая из этих текстов более глубокое и более важное содержание. Он не пытается найти в них что–то, он просто извлекает истину, в них заключенную; он уверен в том, что идея Христа пронизывает все ветхозаветное Писание, хотя его авторы, по–видимому, не вполне это сознавали.

Глубокое проникновение в смысл ветхозаветного Писания позволяет автору утверждать, что Ветхий Завет приписывает Христу превосходство над ангелами (гл. 1), утверждает Его единство со Своим народом (гл. 2), дарованное Ему Богом призвание к первосвященнической миссии (гл. 5), говорит о несокрушимости этого призвания (гл. 7) и Его безусловном послушании Отцу (гл. 10). Используя выразительные языковые средства и образы Ветхого Завета, автор рассматривает великое дело Христа по спасению людей в контексте священнического и жертвенного служения, а Его нынешнее благословение — в контексте заключенного завета и обетовании. Важно понять, что мы имеем дело не только с личным отношением автора послания к Ветхому Завету, но и с отношением к нему Самого Христа. Заговорив с двумя путниками, уныло бредущими по дороге в Эммаус, Иисус заметил, что они очень плохо знают то, что Ветхий Завет говорил им о грядущем Мессии: «И начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании» (Лк. 24:27).

Кроме того, что автор глубоко убежден в христоцентричности ветхозаветного Писания, он также уверен, что оно будет важным во все времена. Истина Писания не останется откровением только для далекой древности, не станет исторической летописью дел, совершенных Богом в Израиле. Учение об обрядовых церемониях и жертвоприношениях во всей полноте исполнилось во Христе. Ветхозаветное послание, которое впервые прозвучало тогда для народа, состоявшего в завете с Богом, и говорило о Божьей верности, надежности и любви, было не менее актуальным для первых христиан, чем для древних иудеев.