Послание к римлянам, или жизнь Фальстафа Ильича (СИ)

Кьяра. Мы говорим о художник, лютчи из них: они вкладывают в своя работа посланье. У вас не так?

Занегин. У нас так же.

Кьяра. Может, завтра ти узнаешь, как твой посланье принял публик.

Занегин. Публика, мне кажется, неплохо.

Кьяра. Это не тот публик. Тот будет завтра.

Занегин. Что ты имеешь в виду?

Кьяра. Ти увидишь.

Занегин. Знаешь, у меня такое чувство…

Кьяра. Какое?

Занегин. Чтоб не прогневить небеса, я должен был бы поделиться всем этим…

Кьяра. Чем и с кем?

Занегин. У меня есть подруга…

Кьяра. Меня тебя мало?

Занегин. Ты другое. Ты счастлива. А она нет. Мне бы хотелось доставить ей хотя б небольшое удовольствие, раз уж я получаю большое.

Кьяра. Как?

Занегин. Я пока не знаю.

Кьяра. Это та подруга, с какая ти хотел покончить, перед жениться на меня?

Занегин. Хорошее слово: покончить. Да, она.

Кьяра. Ти удивителен. Мужчина руссо удивителен. У вас слишком большой душа. Все поместительны. Я люблю тебя. Ти вольо бене. Я хочу тебя.

Он привлек ее к себе, и они стали целоваться прямо посреди площади святого Марка, посреди голубей и оркестрантов, официантов и остальных любителей кофе и любителей принцессы городов, Венеции. Занегин укололся кьяриной брошкой, она сняла ее, он сказал: ты будешь надевать ее без меня, тогда я буду спокоен, она охранит тебя от всех других объятий, которые бы мне не понравились. Ти тоже ревнив, воскликнула она. Я Отелло, сказал он и сделал страшное лицо.

После этого они отправились во Дворец дожей возбуждаться Караваджо и Тицианом.

* * *

1995. “Автопортрет” Максима Занегина на Венецианской биеннале захотела купить особа, пожелавшая остаться неизвестной. Однако неизвестной она оставалась недолго. Ровно до той минуты, пока Кьяра Фьорованти не шепнула Занегину ее имя: Мария Колонна. Занегину это имя ничего не сказало. Кьяра рассмеялась. Мария Колонна, объяснила она, принадлежит к пятидесяти самым известным римским фамилья, кроме того, она из рода знаменитой Виттории Колонна, нобиле, подруги Микеланджело, поэтки, жившей в чинкуэченто, шестнадцатом веке, принчипесса, и, между прочим — самое забавное Кьяра приберегла под конец, — моя родная тетка. Занегин присвистнул. А как же, она такая нобиле принчипесса, а ты коммуняка, спросил он. А у вас разве нет проблемс отцов и юнцов, у тебя нет, вопросом на вопрос ответила Кьяра. Занегину осталось развести руками.

Эта продажа и была маленьким секретом Кьяры, о котором она не хотела оповещать заранее. Разумеется, она постаралась изо всех сил, чтобы “Автопортрет” не остался не замеченным, и в частности, теткой. Но с теткой, строго говоря, следовало быть очень аккуратной. Ей, покупавшей для своих стен Ван Гога и Гогена, получавшей в подарок от Пикассо и Дали их шедевры, абы какую дрянь не всучишь. Занегин был не дрянь, это Кьяра знала. Но все равно тревожилась. Теткиному вкусу не так легко потрафить. Прежде всего, речь не могла идти о дешевке. Вот почему Кьяра вынуждена была побеспокоиться о цене “Автопортрета”. Если обыкновенно ее пытаются понизить, в этом случае, с помощью известных специалистам ухищрений, ее попытались повысить и преуспели в том.