Послание к Римлянам

Итак, местом остановки на пути Павла из Иерусалима в Испанию должен был стать Рим. Церковь там была уже создана, по–видимому, усилиями христиан–иудеев, вернувшихся из Иерусалима после Пятидесятницы (Деян. 2:10), однако имя миссионера, основавшего там церковь, неизвестно. В свете того, что предстоящая поездка Павла не согласуется с его намерением не созидать на чужом основании, мы можем лишь предполагать, что Рим был тогда ничьей территорией и (или) что Павел как Апостол, избранный для служения язычникам (1:5 и далее; 11:13; 15:15 и дал.), считал своей обязанностью послужить в этой столице языческого мира (1:11 и дал.). Однако он тактично добавляет, что посетит их только «проходя» (15:24, 28).

И вновь возникает вопрос: почему Павел все же писал к ним? Дело в том, что, поскольку он прежде не бывал в Риме и большинство членов церкви были ему незнакомы, он чувствовал себя обязанным сказать свое апостольское слово, дав им полное благовествование. Его практические действия в этом направлении в основном определялись «внутренней логикой Евангелия» [64], в то же время его волновали и нужды его читателей; приходилось отражать и нападки оппонентов, о чем пойдет речь дальше. Поэтому он обращается к ним с тройной просьбой: молиться об успехе его миссии в Иерусалиме, оказать ему помощь на пути в Испанию и во время остановки в Риме принять его как Апостола язычников.

Появление письменного послания римлянам обусловлено не только его личными обстоятельствами и, в частности, планами посещения Иерусалима, Рима и Испании. Решающим было другое: обстановка, в которой тогда находились христиане. Даже беглое чтение Послания позволяет понять, что Римская церковь представляла собой смешанную общину, состоящую из иудеев и язычников, причем последние были в большинстве (1:5 и дал., 13; 11:13). Видно также, что группы эти всерьез конфликтовали между собой. Далее обнаруживается, что конфликт этот не был этническим в своей основе (то есть не был вызван расовыми и культурными различиями), но был теологическим (то есть коренился в различных отношениях к статусу Божьего завета, закону и спасению). Некоторые богословы считают, что городские домашние церкви (см.: 16:5 и стихи 14, 15, в которых говорится о христианах «с ними»), по–видимому, представляли эти различные доктрины. Возможно также, что «беспорядки», производимые в Риме иудеями «по подстрекательству некоего Хрестуса» (очевидно, имеется в виду Христос), о которых упоминает Светоний [65], и приведшие к их изгнанию из Рима императором Клавдием в 49 г. н. э. (см.: Деян. 18:2), объяснялись именно этим противостоянием между христианами–иудеями и христианами из язычников.

В чем же заключались теологические разногласия между римскими иудеями и язычниками, скрывавшиеся за этническими и культурными различиями? Доктор Веддерберн называет римских христиан–иудеев «иудео–христианами» (поскольку для них христианство — это лишь «просто часть иудаизма» и они принуждали своих последователей «исполнять иудейские законы») [66], тогда как христиан из язычников он называет «сторонниками свободной от закона Благой вести»[67]. Далее, он и многие другие ученые склонны называть первую группу «слабыми», а вторую — «сильными» (о чем Павел говорит в главах 14—15). Но такой подход может показаться чрезвычайно упрощенным. «Слабые в вере», ревностно соблюдавшие обрядовые правила, касавшиеся, к примеру, приемов пищи, осуждали Павла за пренебрежение к ним. Видимо, они считали себя единственными наследниками Божьих обетовании и приветствовали благовествование язычникам лишь при условии их обрезания и соблюдения ими всего закона (ср.: Деян. 15:1). Для них Павел был предателем завета и врагом закона (то есть «антиномом»). «Сильные в вере» и, подобно Павлу, отстаивающие «свободную от закона Благую весть», грешили тем, что презирали «слабых» за их бессмысленную привязанность к закону. Таким образом, иудейские христиане гордились своим статусом, а христиане из язычников — своей свободой, так что Павел должен был укрощать и тех, и других.

Эхо этих разногласий — как теологических, так и практических — слышно на протяжении всего Послания к Римлянам. И от начала до конца Павел выступает как истинный миротворец, успокаивающий волнения, стремящийся сохранить истину и мир, не принося в жертву одно другому. Он сам, разумеется, был с обоими. С одной стороны, он был иудеем–патриотом («Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти», 9:3). С другой стороны, он был уполномоченным Апостолом язычников («Вам говорю, язычникам: как Апостол язычников…», 11:13; ср.: 1:5; 15:15 и дал.). То есть он находился в уникальном положении примирителя сторон, и поэтому был полон решимости осуществить полное и обновленное апостольское благовествованйе, которое не скомпрометировало бы ни одну из евангельских истин и в то же время разрешило бы конфликт между иудеями и язычниками, укрепив тем самым единство церкви.