Люди открывали мне свои сокровенные места в пустыне. Священным, казалось, было все вокруг: отроги скал, холмы, ущелья, даже гладкие высохшие котловины. Казалось, там и сям проходили незримые линии, отделявшие владения одного древнего племени от другого. Мне объяснили, как можно измерять расстояния особым способом ритмичного пения. В некоторых песнях было по сотне куплетов. Каждое слово и каждая пауза в песнях должны быть выверены, поэтому память, используемая в буквальном смысле как измерительный инструмент, должна быть острой и цепкой, чтобы не допустить провалов или неточностей. Пение сопровождало нас от одного места до другого. Мне оставалось лишь сравнить эти песенные линии с похожим методом измерения расстояния, придуманным одним моим незрячим другом. Люди племени отказались от письменного языка, поскольку он, как они считали, ослабляет память. Если тренироваться и требовать от себя безупречного памятования, то можно добиться идеального уровня использования этого изобретения.
Небо над нами неизменно оставалось пастельно-голубым, лишь иногда меняя оттенки для разнообразия. Зрение напрягалось от яркого света дня в сочетании с блеском песка, но одновременно и усиливалось, превращая мои глаза во входные ворота для потока картин окружающего пространства.
Я начала ценить, а не воспринимать как должное способность ощущать обновление после ночного сна, возможность утолить жажду всего несколькими глотками воды; я стала ощущать целую гамму оттенков вкуса — от сладкого до горького. Моя прежняя жизнь постоянно учила меня заботиться прежде всего о том, чтобы не потерять работу, обезопасить свои сбережения от инфляции, приобрести недвижимость и накопить средства на старость. Здесь же единственной нашей социальной гарантией был непрекращающийся дневной цикл от рассвета до захода солнца. Меня поразило, что самая социально необеспеченная раса в мире не страдает от язвенной болезни, гипертонии и сердечно-сосудистых заболеваний.
Я начала видеть красоту и единство всего живого в его самых странных проявлениях. Клубок из двух сотен змей, каждая толщиной не более окружности моего большого пальца, извивался, словно живой орнамент на музейной вазе. Я всегда ненавидела этих животных. Но сейчас смотрела на них как на необходимое звено в природе, как на существа, необходимые для выживания каждого из нас. К змеям, по моему мнению, так трудно относиться с любовью, что они стали объектами искусства и религиозного поклонения. Когда-то я и представить не могла, что можно есть копченое змеиное мясо, не говоря уже о живых змеях, но наступило время, когда мне пришлось питаться именно таким образом. Я выучила, сколь ценной может быть влага, содержащаяся в любой пище.
За месяцы пути мы испытали все крайности местного климата. В первую ночь я использовала выделенную мне шкуру как подстилку, но, когда ночи выдавались холодными, она превращалась в мое одеяло. Большинство людей спали на голой земле, в объятиях друг друга. Они зависели от тепла тела ближнего гораздо больше, чем от костра, тлеющего рядом. В самые холодные ночи зажигали несколько костров. В прошлом племя странствовало с прирученными динго, которые помогали людям охотиться и делились с ними по ночам своим теплом. Отсюда пошло выражение «трехсобачья ночь».
Иногда по вечерам мы ложились на землю по-особому, в круг. Это помогало лучше использовать наши покрывала, а также хранить и передавать друг другу тепло. Мы выкапывали в песке канавки, клали туда слой горячих углей, а затем присыпали их сверху песком. Часть шкур укладывалась на землю, а остальными накрывались. Каждая канавка приходилась на двух человек. Наши ноги сходились в центре круга. Помню, как, уткнув руки в подбородок, вглядывалась в простор неба надо мной. Я чувствовала сущность этих чудесных, чистых, невинных и чутких людей, окружавших меня. Этот круг душ в форме цветка маргаритки, с крохотными костерками между каждыми двумя телами, должно быть, великолепно смотрелся с высоты.
Казалось, люди племени лишь слегка касаются друг друга кончиками пальцев ног. Но с каждый днем я постигала все больше и больше, что их сознание извечно соприкасается с сознанием всего человечества.
И только теперь я начала осознавать, почему они столь искренне полагали, что я — Искаженная. И в свою очередь преисполнялась благодарности за предоставленную возможность пробуждения.
8. Беспроволочный телефон
Тот день начался примерно так же, как и любой другой, и я даже не предполагала, что нас ожидало впереди. Правда, мы позавтракали, что уже само по себе было необычно. За день до этого во время перехода мы набрели на огромный мелкопористый камень, который можно было использовать как мельничный жернов. Эту огромную глыбу овальной формы, очевидно, тащить было бы слишком тяжело, и мы оставили ее для тех путников, которым посчастливится найти семена или зерно. Женщины размололи стебли растений в муку, потом они добавили в нее соленых трав и воды и слепили лепешки, напоминавшие оладьи.