Посланник Аллаха

Молодой наместник устремил на светлейшего недоуменный взгляд. Он не понимал, какое отношение имела церковь к взятию крепости. Он собирался было спросить об этом, но Баты-хан опередил племянника, развеяв его сомнения:

— Как только сожжешь церковь, люди в крепости сами откроют ворота...

Глава 6. Штурм

Успех любого сражения Баты-хан связывал в первую очередь со внезапностью нападения. Принимать неожиданные решения давно стало для него нормой и даже своеобразной чертой характера. Не столько сознанием, сколько интуитивно он научился предвидеть, где можно добиться успеха и в какую минуту следует проявить решительность, начать действовать. Это чувство было его даром. Походный же опыт только развил и умножил сей дар. Баты-хан являлся хорошим вожаком, мудрым и еще не старым. Он редко ошибался — может быть, по той причине, что двигался к цели уверенно, без оглядки.

Вот и в этот вечер, объехав вокруг города, светлейший принял смелое решение: атаковать этой же ночью. Уже одно то, что решение должно было стать неожиданностью для осажденных, давало наступавшим шанс на успех.

Начало штурма назначили на полночь. Кайдан был отпущен за людьми и осадными механизмами. Баты-хан, высматривая место для временного лагеря, на ходу отдавал помощнику последние указания:

— Женщин и детей не убивать!.. Каждый час докладывать о результате сражения!..

Отпустив помощника, хан со своим отрядом перебрался на возвышение, откуда отлично просматривалось место, где решено было ворваться в город.

Осадные машины установили в непосредственной близости от крепостного холма. Большую же часть войска Швейбана сконцентрировали в той части местности, где городская стена проходила по низине.

Как только стал слышен шум мнимого штурма, город ожил сотнями движущихся огоньков: это засуетились, забегали горожане с факелами. Громко начал бить церковный колокол. Огни мало-помалу «перебрались» к крепости и к тем городским стенам, за которыми слышен был скрежет и стук мощных метательных механизмов и удары бьющихся о бревенчатые стены громадных камней...

Светлейший видел, как в том месте мелькали мириады быстрых красных лучей — зажженных стрел его воинов. В городе загорелись кое-какие постройки. Издали слышны были крики раненых и даже свист стрел. Ночная темень скрывала истинную картину боя. Светящиеся полосы, вопли, грохот сотрясавшихся стен, наконец отчаянный бой колокола — все это должно было представляться неискушенному наблюдателю кошмарным сновидением. Действительно, что могло быть более противоестественным природе, с ее извечным стремлением к покою, чем этот ночной кошмар! Даже в стане светлейшего, где к подобным явлениям привыкли и люди, и лошади, царила атмосфера напряжения. Приближенные взволнованно посматривали на повелителя, ожидая распоряжений, а лошади под ними били копытами и вставали на дыбы, желая поскорее соединиться с ветром, чтобы уменьшить, успокоить гнетущее чувство тревоги. Трижды от Швейбана прибывали гонцы. И каждый приносил один и тот же вопрос: «Когда?» Но Баты-хан все медлил. Он ждал подтверждения тому, что осажденные поверили его ложной атаке...

Тем временем Кайдан направил на стены пленных. Ужасные крики несчастных, понукаемых одними и атакуемых другими, кажется, долетали до самых звезд и уж точно должны были бередить души осажденных. Для того чтобы осветить путь атакующим, Кайдан распорядился зажечь смоляные бочки... Яркие огни позволили увидеть картину боя издали. Баты-хану и его приближенным стало заметно, как под стены крепости, не желая того, все же двигались пленные. Они беспрестанно озирались, молили о пощаде, спотыкались о трупы, падали и вновь поднимались, вынужденные идти дальше. А со стен их обливали горячей смолой и забрасывали камнями. Ну а тех, кто поворачивал назад, расстреливали из луков всадники Кайдана...

Эти отзвуки и картины щекотали нервы светлейшему. Баты-хан уже не мог жить без всего этого, он чувствовал потребность видеть чужую боль и смерть. Война, как всякая привычная работа, должна была блаженно утомить его, забрать силы, чтобы потом он мог уснуть. Чем отчаянней и продолжительней была какая-нибудь схватка, тем сильнее уставал Баты-хан и тем крепче потом был его сон. Если серьезных столкновений не происходило неделю или больше, его начинала мучить бессонница. Война была его потребностью, как вино для пьяницы или как табак для курильщика. Во время сражений он забывал, что одинок и что у него множество завистников и врагов, жаждущих его падения и смерти. Война, в особенности сама бойня, заставляла его забывать о страхе и одиночестве...

Огнем смоляных бочек удалось поджечь часть крепостной стены. В том месте, где это случилось, осажденные заметались, как потревоженные муравьи. На иных загорелась одежда; крики несчастных заставили притихнуть даже пленных под стенами.

Эта особенная по своему накалу минута показалась Баты-хану подходящей. Светлейший наконец подозвал людей. Его приближенные решили, что он собирается направить гонца к Швейбану. Но светлейший вдруг потребовал:

— Вороную!