Посланник Аллаха

Остановившись чуть позади светлейшего, несравненная Эвелина вдруг присмирела. Она взирала на купающихся каким-то укоризненным взглядом. Ноздри ее прелестного носика были расширены, как у лошади на водопое. Как самая старшая из всех выбранных недавно наместником, она, казалось, намерена была осудить забывшихся молодиц...

Увидев светлейшего, Швейбан оттолкнул висевшую у него на шее наложницу и поплыл к берегу... Вскоре он выбрался на сушу. Нагой, плечистый, смуглый, он напоминал молодого бога — изваяние древнегреческих скульпторов. Черные волосы его блестели, а белые зубы вызывали зависть и желание поцеловать красавца. Большая родинка на правой щеке — знак, доставшийся ему от матери, а также ясные глаза и сияющая серьга в ухе очаровывали всякого, кто его видел...

— Дядя! — издали восторженно вскричал молодой наместник. — Приветствую тебя! — и он помахал рукой.

Светлейший ответил ему кивком. Но разговаривать не стал— не хотел разрушать живущее в нем со вчерашней ночи вожделение.

Меж тем прелестная Эвелина не могла отвести глаз от Швейбана. Расстояние в двадцать шагов уже не таило для нее секретов, касавшихся прелестей молодого наместника. Сначала бедняжка удивилась. Потом краска смущения залила ей лицо. Ей следовало бы отвернуться — но она не могла! Красота наместника, его жизнерадостная улыбка очаровали ее! Бедняжка продолжала взирать на молодца даже тогда, когда тот оказался всего в нескольких шагах от нее...

— Кажется, мой подарок пришелся тебе по вкусу! — обращаясь к хану, сказал Швейбан.

Светлейший хотел было ответить, но тут случайно оглянулся на спутницу и увидел ее взгляд... Бедняжка Эвелина млела, глядя на молодого... Хан в мгновение сделался темен лицом. Угадав, какая катастрофа вершится на его глазах, он вонзил шпоры в бока своей вороной. Кобыла взвилась на дыбы и громко заржала, а светлейший со всей силы ударил плетью лошадь пленницы. Оба понеслись прочь от оставшегося стоять наместника...

Некоторое время светлейший и пленница двигались молча. Чудесная наездница была занята своими мыслями. Баты-хана же мучила внезапно пробудившаяся ревность... Но позже, где-то на полпути, хан успокоился. Неожиданно он спросил:

— Красив, ничего не скажешь, правда?

— О чем вы, мой господин? — в свою очередь обратилась к нему пленница.

— Мой племянник, молодой наместник! — выказывая раздражение, воскликнул Баты-хан.

Пленница не ответила.

Это еще больше рассердило Баты-хана. Он уже не сомневался, что не только мыслями, но и сердцем красавица далеко от него.

Когда они вновь увидели долину и людей у костров, светлейший не выдержал, спросил спутницу:

— Я противен тебе, несравненная? Ты брезгуешь мной?

Движение, смена местности успели отвлечь красавицу от мыслей о молодом наместнике. Понимая, что повелитель требует к себе внимания, она ответила:

— Не в моем положении думать об этом, мой господин. Я — раба ваша. Как скажете, так и поступлю.

— Это не ответ! — сердито отозвался светлейший. — Ты могла бы быть нежнее со мной и по другим причинам!.. Если не хочешь быть со мной — уходи! Я не неволю тебя!

— За что гоните меня, господин мой? Разве я не доказала вам свое повиновение минувшей ночью?

— Не повиновения и не доказательств благодарности жажду я! Хочу тепла твоего сердца!

Спутница помедлила, потом неожиданно сказала:

— Что ж, тогда убейте меня!

Светлейший вздрогнул, посмотрел на красавицу таким взглядом, как если бы вдруг узнал о поражении своего войска... Он уже чувствовал, что с момента появления в его жизни этой девы он потерял прежний покой. Услышав теперь «убейте меня», он угадал, что это предложение, брошенное, чтобы позлить его, тем не менее является наиболее подходящим, чтобы вернуть все на круги своя. Убив пленницу, он освободился бы от тяжкой обузы, мог бы уже с завтрашнего дня возобновить отлаженную годами жизнь. Будущее с прекрасной Эвелиной уже сейчас виделось ему беспокойным и безуспешным...

Когда они вернулись, светлейший решил на некоторое время расстаться с наложницей. Она была отправлена в шатер к своему малышу, а повелитель проследовал к себе.

Но, побродив из угла в угол в одиночестве, хан вскоре опять направился в шатер несравненной...

Черноволосый мальчик, с такими же большими и ясными, как у матери, глазами, на этот раз не испугался. Его заинтересовал длинный кривой кинжал, висевший за поясом повелителя.

Угадав интерес ребенка, хан, не долго думая, снял кинжал и оклад, в котором тот находился, и передал малышу.

— Он твой, — улыбнувшись, сказал светлейший.

Мальчик принял подарок и благодарно воззрился на повелителя.

Тем временем светлейший обратился к матери.

— Понимаю тебя, солнце мое, — возобновил он недавнюю тему. — Сердцу не прикажешь. Полюбить непросто. Особенно такого, как я. Но есть ли хоть что-то, что притягивает тебя ко мне?

— Я благодарна вам за то, что вы вернули мне сыночка.

Пленница была искренна. Почувствовав это, светлейший задал ей прямой вопрос:

— Ты можешь полюбить меня?

И тотчас услышал ответ: