Далее Оля сообщала мне, что едва она и Лени успели возвратиться в Берлин, как Лени пригласили в рейхсканцелярию.
– Должно быть, итальянская сторона проинформировала Гитлера о моём отлете домой, – сказала Лени, Ольге, отправляясь туда.
Позже Лени рассказала Ольге, что в рейхсканцелярии господин Шауб отвел её в небольшую комнату для аудиенций.
Вскоре туда вошел Гитлер и приветствовал Лени тепло. Шауб еще не успел выйти, как фюрер предложил ей сесть, а сам остался стоять.
– Как вам понравился Дуче? – спросил он.
Лени ответила ему, что Дуче интересовался её фильмами и спросил, – не снимет ли она и для него документальную ленту об осушении Понтинских болот?
– И что вы на это ответили?, – спросил у неё Гитлер.
Лени сказала ему, что ей пришлось отказаться от этого предложения, так как она занята работой, связанной со съемкой летних Игр в Берлине.
Гитлер взглянул на неё пронзительным взглядом и спросил: – И больше ничего?
– Да, – сказала Лени, – он просил передать вам привет.
После той аудиенции в Риме, Лени записала слова Муссолини и воспроизвела их для Гитлера слово в слово: «Скажите фюреру, что я верю в него и его призвание, скажите ему также, что немецкие и итальянские дипломаты пытаются воспрепятствовать дружбе между мной и фюрером».
– При этих словах, – по словам Лени, как пишет Ольга, – Гитлер опустил глаза, не сделав более ни одного движения.
А затем Лени сказала Гитлеру нечто, чего ей, возможно, – как пишет Ольга, – нельзя было говорить… Она рассказала ему затем о просьбе к Дуче со стороны её австрийских друзей. Гитлер посмотрел на неё с удивлением. Она продолжила и пересказала Гитлеру ответ Дуче: «Можете сказать фюреру: что бы ни случилось с Австрией, я не стану вмешиваться в её внутренние дела».
Затем, как пишет Ольга со слов Лени, – Гитлер зашагал из угла в угол. Потом с отсутствующим взглядом остановился передо ней и сказал: – Благодарю, фройляйн Рифеншталь.
– На этом всё не закончилось, – пишет далее Ольга Чехова.
Освободившись от этой миссии, Лени покинула рейхсканцелярию с чувством огромного облегчения…, – как та ей сказал, – и едва она вошла в квартиру, как снова зазвонил телефон.
У аппарата был Геринг: – Я слышал, что вы были у фюрера, а до этого – в Риме у Дуче, меня интересует, что сказал Муссолини?
– Ничего такого, чтобы вас могло заинтересовать, – ответила ему Лени.
Геринг продолжил: – Не согласились бы вы выпить со мной чашку чаю и немного побеседовать?
Квартира Геринга находилась в правительственном квартале, недалеко от Бранденбургских ворот.
Он с гордостью там стал показывать Лени свои роскошно обставленные апартаменты, буквально напичканные антикварной мебелью, дорогими картинами и тяжелыми коврами.
– В этой роскоши я не вынесла бы ни одного дня, – призналась потом Лени в беседе с Ольгой.
Геринг был в гражданской одежде и держал себя благосклонно-покровительственно.
Лени испытала неприятное чувство, потому что он называл огромные суммы, уплаченные за картины и мебель.
За чаем он сразу же приступил к тому, что его интересовало: – Что, собственно, хотел от вас Дуче? Что он сказал?, – сыпал он вопросами.
Лени ответила ему: – Предложил мне снимать фильм.
– И больше ничего?, – не унимался боров.
– Просил передать привет фюреру, – снова невинно ответила ему Лени.
– Это не всё! Вы что-то утаиваете от меня!, – повысил он требовательно голос.
– Так спросите у фюрера! Ничего другого я не могу вам сказать, – резко отрезала ему Лени.
Некоторое время Геринг еще пытался что-то у неё узнать. Наконец он сдался и отпустил Лени, довольно неласково, – как пишет Ольга Чехова мне в своём письме.
Через неделю после их возвращения из Рима, – сообщает дальше она, – 7 марта 1936 года Гитлер объявил Локарнский договор недействительным и приказал вермахту войти в демилитаризованную зону Рейнской области.
Сразу после этого… в приватной беседе… Лени призналась Ольге Чеховой, что она случайно узнала о том, что храбрости фюреру придало именно то… привезённое ею… послание Муссолини.
И её поездку в Рим спланировал, оказывается, не кто иной, как итальянский посол Аттолико.
– Вот такие дела, – вырвалось у меня тогда.
– И такие вот бывают «специальные посланники»… ничего не знающие и непонимающие…, – пришёл я к неожиданному выводу.
Конечно же все сведения, таким образом мною получаемые, я передавал в сжатых донесениях в Центр, за подписью «Смена», так как не хотел выдавать своих источников, чтобы не подвергать их опасности.
***
1 июня 1936 года в Москве открылся пленум ЦК ВКП(б).
Перед началом заседания все его участники получили для ознакомления проект новой Конституции СССР.
Разительным отличием данного Основного закона от предшествовавшего являлось отсутствие устремлённости к мировой революции. Что не соответствовало первому разделу с Декларации образования СССР.
Кроме того, теперь пролетариат полностью лишался каких-либо преимуществ, что делало ненужной его диктатуру.