А Сиснерос был назначен его адъютантом… о чём его даже не поставили в известность. Он узнал об этом из газет…
Обязанности адъютанта главы правительства и военного министра неожиданно поставили моего друга очень близко к руководителям республики. И я стал от него получать информацию, что называется – «из первых рук».
По словам Сиснероса, Дон Сантьяго, как тот называл своего патрона, обладал мягким характером, хотя и старался скрывать свою доброту и слабоволие.
Он восхищался Сиснеросом, считался с его мнением и относился с теплотой и доверием.
– Я не могу понять, почему многие в Испании считают дона Сантьяго волевым и решительным человеком?, – задавался вопросом мой друг.
Вступление Касареса в должность военного министра, по его словам, тем ни менее … имело в армии большой резонанс.
Офицеры-республиканцы восприняли это решение с огромным удовлетворением. Они возлагали немалые надежды на нового министра, рассчитывая, что он предоставит больше возможностей для «республиканизации» всей армии.
У реакционеров его назначение, естественно, вызвало замешательство. Они были уверены, что Касарес немедленно примет энергичные меры, чтобы сорвать заговор мятежников.
Вначале, когда новое правительство только пришло к власти, у него имелись все возможности нейтрализовать происки врагов республики и ликвидировать заговор и тем самым предотвратить будущее ужасное кровопролитие.
В первое время реакция была так напугана, что не оказала бы серьезного сопротивления. Её единственной опорой являлась армия.
Но вскоре правые поняли, что представляет собой дон Сантьяго.
Они успокоились и с прежней энергией продолжили подготовку к восстанию.
Каждый свой шаг дон Сантьяго согласовывал с президентом Асаньей.
Подобные отношения между президентом республики и главой правительства вряд ли можно считать нормальными.
Фактически Асанья продолжал оставаться и военным министром и премьер-министром.
Мало кто в Испании знал, что «страшный» Касарес находился в полном подчинении у нового президента.
Сиснерос мне рассказал, что Генерал Годет – бывший начальник Управления по аэронавтике и полковник Гальарса – командующий военно-воздушными силами, превратили лётную школу в Алькала-де-Энарес в один из основных центров подготовки к восстанию.
Руководил школой майор Рафаэль Хордана, брат генерала.
И Сиснерос не раз предупреждал премьер-министра Касареса об опасности, которую они представляли для республики. Другие республиканцы также неоднократно настаивал на её роспуске, но всегда встречали непонятное сопротивление министра.
Однажды Сиснеросу доложили, что офицеры привезли в школу пулеметы, патроны и бомбы, а также установили бомбосбрасыватели на имевшихся в их распоряжении трехмоторных самолетах.
Создавалось впечатление, что у них уже все подготовлено к восстанию и они ждут только приказа своих главарей.
Известие было чрезвычайно важным, поэтому мой друг немедленно отправился к Касаресу.
Тот поддержал его предложения по немедленным действиям, но заявил, что должен посоветоваться с президентом Асаньей.
Они договорились, что мой друг поедет вместе с ним к Асанье и лично объяснит президенту сложившуюся обстановку.
Асанья, как я знал, обосновался не в большом дворце эль Пардо, а в так называемом «Касита дель принсипе», маленьком, но чудесном здании, окруженном лесом и обставленном с большим вкусом.
Президент пригласил их даже позавтракать с ним. На трапезе присутствовали его жена, майор-карабинер Куэто – адъютант Асаньи, и Боливар – комендант президентского дома.
В столовой Асанья обратился ко Сиснеросу:
– Вы, кажется, хотите сообщить мне что-то важное?
Сиснерос мне признался, рассказывая об этом, что тогда очень удивился, – почему президент не пригласил его для такого разговора к себе в кабинет, чтобы побеседовать без свидетелей?
Однако, не желая упустить представившуюся возможность поговорить с президентом, мой друг обрисовал ему серьезность создавшегося в армии положения и привел конкретные доказательства подготовки реакционно настроенными военными восстания против республики.
Вдруг Асанья довольно грубо перебил его, заявив, что Сиснерос «очень возбужден», его утверждения опасны и он не должен забываться, разговаривая с президентом.
Асанья встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен, и, сопровождаемый Касаресом, вышел с кислой миной из комнаты.
Мой друг был поражен и возмущен слепотой президента.
– Если бы он остался, я бы ответил на столь дерзкую выходку что-нибудь резкое о недопустимой для президента близорукости, – сказал мне мой друг.
Я его понимал… момент был слишком серьезен, решалась судьба его Родины.
Через некоторое время Каксарес вернулся. Заметив состояние Сиснероса, он взял его под руку и повел к машине.
По пути в Мадрид Касарес старался успокоить моего друга, говоря, что не стоит придавать большого значения этому инциденту. Асанья иногда бывает груб, но в глубине души он хороший человек.
– Вы понимаете теперь, – сказал Касарес моему другу, – насколько мне трудно принимать какие-либо меры против подозрительных лиц?