Я занимал место на дипломатической трибуне, откуда наблюдал за горячими спорами депутатов.
Однажды Сиснерос предупредил меня, что предстоит особенно бурное заседание.
Действительно, в тот вечер я стал свидетелем, пожалуй, самых интересных дебатов в кортесах того созыва.
Первым говорил Хиль Роблес – один из главарей реакции, которого безоговорочно поддерживала церковь. Он защищал предложение, выдвинутое правыми.
Я всегда испытывал к нему личную антипатию. Но в тот памятный день после его циничных и наглых обвинений в адрес Народного фронта я почувствовал ненависть и презрение к этому политикану, так бесстыдно искажавшему факты.
Затем выступил Кальво Сотело. Он яростно нападал на Народный фронт, приписывая ему преступления, совершенные правыми и фалангой.
Меня особенно поразила та часть его выступления, где он хвалил НКТ-анархические профсоюзы.
В своей речи премьер Касарес дал отпор Кальво Сотело, обвинив его в антиреспубликанской деятельности.
И наконец, от коммунистов выступила пламенная Долорес Ибаррури.
Её внешность производила на всех сильное впечатление. Она была по-настоящему привлекательна. Её простая, но сделанная со вкусом прическа подчеркивала тонкие и правильные черты лица.
Долорес Ибаррури была женственна и в то же время производила впечатление энергичного человека.
Коммунисты вновь удивили всех…
У Долорес был исключительно приятный голос, и говорила она свободно и легко.
Её выступление, четкое и ясное, простой и понятный язык произвели в конгрессе большое впечатление.
В своей речи Долорес Ибаррури упрекала правительство в пассивности перед лицом открытого наступления реакции. Приведя множество доказательств и неоспоримых фактов, свидетельствовавших о неминуемости восстания, она прямо обвиняла его в попустительстве заговорщикам.
Я почувствовал прилив сил и энергии. Слова Долорес Ибаррури совпали с моими мыслями о положении в стране.
Выступление Долорес Ибаррури было самым сильным.
После окончания заседания в баре конгресса к нам присоединился Хиль Роблес.
Он очень хвалил Ибаррури, но все же не удержался, чтобы не высказать свою антипатию к коммунистам.
– Очень жаль, – сказал Хиль Роблес, – что такая талантливая и выдающаяся женщина находится в рядах коммунистической партии…
На что Долорес только величественно усмехнулась…
А 11 июля фалангисты захватили с оружием в руках радиостанцию и призвали к вооруженным действиям против правительства.
Как мне доложили, Примо де Ривера удалось прямо из тюрьмы сообщить ещё одному военному заговорщику Моле, что Фаланга активно поддержит военный переворот.
Особенно тревожным был отстрел фалангистами тех офицеров «штурмовой гвардии» – «асальто», которые придерживались левых взглядов.
Штурмовая гвардия создавалась как внутренние войска, и от её позиции зависело, можно ли совершить военный переворот.
Убийства офицеров выглядели, как зачистка «асальто» от левых – непосредственная прелюдия к перевороту.
Чашу терпения гвардейцев-республиканцев переполнило убийство лейтенанта Хосе дель Кастильо 12 июля 1936 года.
Гибель лейтенанта стала звеном трагической цепи политической «вендетты». Когда 14 апреля в президентскую трибуну была брошена бомба, возникла сумятица.
Кому-то из охраны показалось, что офицер направил пистолет на президента, и несчастный гвардеец был убит.
Его хоронили 16 апреля, и, хотя политические симпатии покойного не были связаны с Фалангой, та превратила похороны в свою демонстрацию протеста. Фалангистов поддержала молодежная организация СЭДА, ведомая Рамоном Серрано Суньером, что немаловажно, свояком генерала Франко.
Левые шли по другую сторону похоронной процессии, и две колонны обменивались выстрелами.
Это был такой себе вялотекущий уличный бой – предвестник будущей гражданской войны.
«Асальто» не пускали демонстрантов фаланги на кладбище, и здесь тоже развернулась схватка между фалангистами и гвардейцами.
Тогда погибло не менее 12 человек, в том числе двоюродный брат Примо де Риверы-младшего. Его-то и застрелил лейтенант Кастильо.
Самого Кастильо застрелили у ворот его дома 12 июля.
Известие об убийстве лейтенанта Кастильо взволновало страну. Все ждали наказания убийц и организаторов этого преступления. Несколько солдат из «Гвардиа де асальто», подчиненных Кастильо и обожавших его, видя, что правительство бездействует, возмущенные его пассивностью, решили сами свершить правосудие и отомстить за своего любимого командира.
И вот 13 июля… выехав из казармы на броневике, они захватили Кальво Сотело – одного из главарей заговорщиков, которого считали ответственным за смерть лейтенанта и за сотни других преступлений, совершенных пистолерос. На следующий день 14 июля труп Сотело нашли на одном из мадридских кладбищ.
Смерть Кальво Сотело еще больше накалила обстановку в стране.
Правые организовали мощную демонстрацию, превратив его похороны в смотр своих сил.
Напрасно я метался между левыми и правыми и опровергал распространившийся слух, что Кальво «заказали» коммунисты или правительство…»