Рабочие приводят в отель «Колумб» захваченных фашистов. Им объясняют, что этим должна заниматься республиканская полиция. Но они этого не понимают и уходят, оставив пленников, их бумаги, их золото, бриллианты и пистолеты.
«Сегуридад» – управление безопасности, не торопится принимать арестованных – так при комитетах всех партий образовались маленькие кустарные полиции и тюрьмы.
На втором этаже «Колумба» военный отдел. Здесь формируют рабочие отряды для взятия Сарагосы.
– Записывается много молодежи, но есть и старики. Уже отправлено пять тысяч человек. Не хватает винтовок, – мне говорят, а город ими наводнен.
– Такая же картина и в Мадриде…, – говорю я Мише, с огорчением.
На бульварах все гуляют с винтовками. За столиками кафе сидят с винтовками. Женщины с винтовками. С оружием едят, с ним ходят смотреть кинокартины, хотя уже есть специальный декрет правительства – оставлять винтовки в гардеробе под номерок.
– Рабочие получили в руки оружие – они не так легко отдадут его, – сказал со знанием дела Кольцов, который прошёл нашу гражданскую.
По улицам проходят похоронные процессии, призывают живых продолжать борьбу.
Вслед за похоронами несут растянутые одеяла и простыни – публика щедро швыряет в них серебро и медь для помощи семьям убитых.
Но, несмотря на оружие и ежечасные беспорядочные стычки и перестрелки, в городе нет озлобления.
Атмосфера скорее взвинченно-радостная, лихорадочно-восторженная.
Ещё длится столь неожиданный и столь заслуженный триумф уличных боев народа с реакционной военщиной.
– Безумство храбрых, дерзость рабочей молодежи, пошедшей с карманными ножами на пушки и пулеметы и победившей, гордость своей пролитой кровью наполняет огромный пролетарский город упоением и уверенностью, – восторженно говорит Миша.
– Да, верно, – соглашаюсь я, – все преклоняются перед «человеком с винтовкой», все льстят ему. В кафе и кабачках отказываются брать с него деньги.
– Лучшие артисты поют для него на бульварах, тореадоры обнимаются с ним на перекрестках, элегантные звезды кабаре и кино дразнят его прославленными своими ногами, они не жалеют цветных каблуков в танцах на асфальтовой мостовой, они серебристо смеются соленым остротам портовых грузчиков, – описывает виденные нами картины Миша.
– Такова романтика любой Революции… её «медовый месяц»…, – соглашаюсь я.
Затем, оставив Мишу Кольцова на попечение местного хозяина города и главаря всех анархистов – Дуррути, который был рад меня видеть, я убыл назад на Аэродром.
Вернувшись, я на скорую перекусил у полковника Сандино в его павильоне в Прате.
За столом было шумно, говорят по-испански и по-французски. Сандино сказал, что пока все идет отлично. Сегодня республиканцы взяли остров Ибицу. Теперь Мальорка зажата с двух сторон – с Ибицы и с Менорки.
Валенсийцы собрали, за свой счет и своими людьми, экспедицию для занятия Мальорки. Там держится около тысячи человек мятежников.
Под Сарагосой республиканцы ждут подкреплений. Как только отряды из Барселоны подойдут, можно будет штурмовать город.
Этим Арагонский фронт будет ликвидирован.
Конечно, неправильно называть его фронтом. Никаких сомкнутых фронтов здесь, в Испании, пока нет.
Есть отдельные разобщенные города, в которых держатся либо правительственная власть и комитеты Народного фронта, либо восставшие офицеры.
Сплошной линии фронта между ними нет. Даже телефонная и телеграфная связь кое-где работает по инерции – мятежные города разговаривают с правительственными.
Подробно говорить мне с ним не довелось – всё время нас прерывали, поднимали тосты и ссорились.
Я только спросил у Сандино, – есть ли единоначалие и кому подчинены все военные силы? Он ответил, что единоначалие уже есть, что в Каталонии все вооруженные силы подчинены ему, Сандино, а об общих вопросах он договаривается с Мадридом.
На этом мы с ним попрощались, и я продолжил свой полёт в сторону столицы третьего рейха…
В Берлине меж тем разразилась настоящая олимпийская горячка.
Город был украшен множеством флагов, и сотни тысяч туристов заполонили его улицы и площади.
Как сообщили мне в нашем полпредстве, где я остановился, в городе работало более восьмидесяти театров, ночные клубы были забиты битком, а в кино с аншлагом шли такие фильмы, как «Траумулус» с Эмилем Яннингсом, «Новые времена» Чарли Чаплина и незабываемая «Бродвейская мелодия».
Тогда я еще не подозревал, какие человеческие трагедии разыгрывались за кулисами этой суматохи и блеска.
Первого августа 1936 года настал великий час – открытие Олимпийских игр в Берлине.
В шесть часов утра я были готов к старту.
Программа первого дня Игр была грандиозна: торжественное вступление делегаций на стадион, прибытие бегуна с факелом, приветственная речь Гитлера, сотни взлетающих в небо голубей, сочиненный Рихардом Штраусом гимн. А вечером у меня был ещё и приём у Риббентропа…, которому я сразу по прибытии вчера послал весточку и благодарность за билеты в правительственное ложе на олимпийском стадионе, которые меня дожидались в полпредстве СССР в Берлине.
Чтобы везде успеть, я поднялся рано утром и отправился прямиком на стадион…