Посланники Великого Альмы (Книга 1)

Миновав небольшую опушку, она достигла кустов молодой поросли папоротников и увидела там тело человека. Он не двигался, и пума стала его обследовать. Его волосы и одежда пахли так же, как и у Оллы — какими-то душистыми травами с примесью дыма, остальных запахов Кили не знала. Вот только кровь. У человека не было руки, вместо неё грязным пятном чернела жуткая рана.

Кто мог нанести такое увечье? Может, тот зверь со слюнявой пастью? Вряд ли, хотя челюсти у него мощные. А вообще — трусливое животное, завыл сразу. Кили постаралась забыть его, сосредоточив внимание на раненом человеке. Ему нужна помощь, но она, кроме как сбегать и принести задушенного индюка, ничем больше помочь не могла. Человек продолжал спать, выталкивая ослабевшими легкими горячий воздух. Кили широко зевнула и легла рядом, согревая своим теплом тело человека.

2

Литуан проснулся от мягких толчков. Он с усилием открыл глаза и увидел над собой яркое солнце. Голова закружилась. В правую сторону кто-то настойчиво продолжал его толкать. Он повернул голову и оторопел: бок о бок с ним лежала громадная кошка. Она острыми зубами ощипывала индюка и трясла головой от попадавшего в нос пуха. Эти движения и передавались Литуану, от них он и проснулся.

"Еще ночью мне казалось, что я спасен, — равнодушно подумал он и закрыл глаза. — Впрочем, это всего лишь видение…" И он опять погрузился в дрему.

А Кили и в голову бы не пришло ощипывать индюка, как подумал Литуан. Она просто убивала время, терпеливо ждала, когда проснется человек. Или играла. А индюк принадлежал ему — раненому и слабому.

Литуан ещё дважды прогонял призрак, но он снова возвращался, когда священник открывал глаза.

Наконец он уверился в реальности происходящего и неожиданно понял, что не знает, как ему поступить. В хищнике он уже давно признал кугуара и не мог припомнить не то что случая, а даже рассказов стариков и преданий, в которых упоминалось бы хоть об одном случае охоты кугуара на человека. Но такая близость, казалось Литуану, не сулит ему ничего хорошего. И все же. "Вдруг он съест индюка и примется за меня!"

Кили повернула голову и прервала мысли служителя Альмы. В широком зевке пумы он увидел длинные клыки, потом, как Олла в свое время, — острые когти: это уже когда она потянулась, царапая землю и оставляя на ней глубокие ровные борозды.

У Литуана был сильный жар, несмотря на горячее солнце, его знобило. От потери крови и от сломанных ребер кружилась голова. На рану он старался не смотреть — в ней тяжелой гирей висела боль. Сердце не билось — а скрипело, работая почти вхолостую. Сейчас Литуану требовалось только одно — вода; океан влаги вместил бы он в свой желудок. "Где я сейчас нахожусь, близко ли речка?" Но это были напрасные мысли: он не сделал бы и двух шагов.

Солнце ещё немного переместилось по небу, и на лицо Литуана упала тень от дерева. Он почему-то забеспокоился, вглядываясь в зеленую раскидистую крону. "Кокосовая пальма!". Посмотрев вправо от себя, он увидел то, что искал: три-четыре кокосовых ореха лежали на расстоянии вытянутой руки. Руки… Как раз правой руки у него не было. А слева — не было орехов.

"Дай мне силы, Господи!" Литуан стал отталкиваться ногами, вращая тело подобно циркулю. Он два раза отдыхал, напрочь забыв о кугуаре, пока, наконец, не нащупал под рукой спасительный орех. Пододвинув его к себе, потянулся за вторым. Теперь предстояла, наверное, самая трудная задача разбить кокос. Обливаясь остатками влаги, выступившей по телу мелкими каплями, он начал бить орех об орех, и слезы отчаянья текли по щекам. Как мало нужно порой человеку — только глоток воды, ничтожный — и спасительный.

Литуан умел бороться; он отдал оставшиеся силы, чтобы с молоком кокоса вобрать в себя неизмеримо больше — жизнь… Он долго отдыхал, радостно чувствуя невидимое и волшебное превращение молока в кровь.

— Ты же не съешь меня, правда? — с этими словами он сел и как можно дружелюбнее оглядел спокойно лежащую пуму.

Кили слегка наклонила голову, вслушиваясь в непривычный для неё тембр голоса человека. Олла говорила не так, её голос приятно щекотал уши, а этот… Она несколько раз сильно тряхнула головой, будто выгоняла из ушей его слова.

— Я, наверное, помешал тебе завтракать? Ешь, пожалуйста, я скоро уйду, вот только одолею ещё один орех.

Голова у Литуана продолжала кружиться, но теперь в ней зашумел буйный хмель: он снова выжил! "Это боги не дают мне умереть!" Вдруг ему в голову взбрела совершенно дикая мысль. Он в упор посмотрел на пуму и сказал:

— Дила?

Кили отвернулась. Ей не понравилось это слово. И ещё то, другое «лев».

"Я схожу с ума", — подвел Литуан итог своему внезапному эксперименту.

Разделавшись со вторым орехом, он, покачиваясь, с трудом поднялся и, немного отдышавшись, неровной походкой пошел в сторону прииска.

Если бы Кили могла говорить, она бы сказала: "Ну куда он один…"

Ее походка тоже была слегка покачивающейся, и сторонний наблюдатель наверняка бы приметил, что следовавшая за человеком пума передразнивает его.

3

— Ну и где статуи, где золото? — дон Иларио побагровел и жег глазами Диего де Арана.