Посланница судьбы

– Май леди так решил! – гордо заявила Бетти. – Она хочет, чтобы все было, как у других декабрист!

Вилим поперхнулся и зажал рот салфеткой, изумленно глядя на англичанку, которая тем временем с подозрением разглядывала лежавший перед ней на тарелке кусок тушеного мяса.

– Значит, вот как… – пробормотал слуга, снова берясь за вилку и нож, чтобы вступить в сражение с жилистым трактирным жарким. – А деньги-то на дорогу у вашей госпожи есть?

– У леди деньги мало! У мэня йэст май сэлори… Май жалованье… Тоже мало… – смущаясь, призналась Бетти.

– Вы будете тратить свое жалованье на госпожу? – удивился Вилим, до сей поры имевший весьма низкое мнение о великодушии прислуги женского пола. Дитя людской, он был слишком хорошо знаком с ее нравами и обычаями. Вилим знал сотню способов обокрасть своего господина, но, к чести его надобно признать, ни разу не воспользовался ни одним из них.

– Йес, – гордо заявила служанка, – я буду давайт кушать май леди, даже если я сам умирайт голодны смертч. Так!

И Бетти храбро принялась за еду.

Услышав это, молодой камердинер графа проникся уважением к англичанке, над которой раньше посмеивался и про себя называл «жердью». Он вспомнил, как в марте четырнадцатого года при осаде Парижа рискуя жизнью, вытаскивал тяжелораненого барина из-под обломков рухнувшего здания. В тот миг он тоже не думал о себе и не слышал, как рядом свистели пули.

Тем временем за соседним столом шла не менее увлекательная беседа, которая также мешала ее участникам отдавать должное гастрономическим чудесам дешевого придорожного трактира.

– Вот увидите, когда вы вернетесь домой, ваш папенька уже по-другому на все посмотрит, – убеждал Татьяну Евгений. – Ну, а ваша маменька всегда была разумной женщиной…

– Но только не в последнее время, – с тяжелым вздохом заключила девушка и грустно добавила: – Мне кажется, что у меня больше нет семьи…

– Не надо так отчаиваться! – продолжал уговаривать ее граф. – Только представьте: я пришлю вам в Петербург приглашение на Рождество, и вы с вашими домочадцами приедете к нам в деревню. По снегу, в теплых санях, все вместе, без всякой вражды, без ссор!

– А я, в свою очередь, выступлю миротворцем между вашим папенькой и дядей, – вставил Савельев, снова подмигнув Евгению, – и вообще берусь подготовить господина сенатора к неизбежной развязке.

– Вы оба сейчас говорите глупости! – вспылила девушка. – Отец никогда не согласится на этот брак…

– Вы не можете этого знать наверняка, – возражал Дмитрий Антонович, – под грузом обстоятельств человек иной раз меняет свои самые твердые и незыблемые решения.

– Хорошо. В таком случае поставьте себя на место моего дорогого папеньки-сенатора, – неожиданно предложила Татьяна. – После всего, что случилось, вы бы дали своей дочери согласие на брак с декабристом? Чтобы она уехала от вас за тридевять земель?

За столом установилась тишина, Татьяна и Евгений выжидающе смотрели на статского советника, будто от его следующих слов зависело их будущее.

– Если бы у меня была взрослая дочь… – протянул Савельев после затянувшейся паузы, глядя куда-то в сторону, – во всяком случае, я не стал бы чинить препятствия ее любви… – Помедлив немного, он добавил: – Даже если бы избранником моей дочери был государственный преступник.

По всему было видно, как нелегко дались чиновнику Третьего отделения эти крамольные слова.

– Даю тебе честное слово, Савельев, что я не поставлю в известность твое жандармское начальство об этом разговоре, – на этот раз без всякой иронии произнес Евгений.

– Вы оказались намного человечнее, чем я о вас думала! Мой отец никогда, никогда в жизни бы так не сказал! Вы – молодец! – взволнованно призналась статскому советнику Татьяна, скорая как на осуждение, так и на восхищение.

Она впервые посмотрела Дмитрию Антоновичу прямо в глаза. До этого лицо жандарма ее не интересовало, она отметила лишь пересекавший щеку уродливый шрам, и этого было достаточно, чтобы проникнуться к Савельеву еще большей неприязнью. Теперь же, избавившись от предубеждения против этого человека, Татьяна разглядела в глубоком, задумчивом взгляде Савельева страдание, какую-то неутихшую боль, которую не сумел скрыть от своих собеседников этот могущественный, облеченный властью человек. Но в следующий миг, взяв себя в руки, статский советник уже смотрел на влюбленных с покровительственным видом, как добрый, но строгий отец на проказливых детей.

– Я вижу, что решение ваше твердо, Татьяна Павловна, вы доказали это своей готовностью принести жертвы, которых от вас не посмеют принять! Я лично берусь подготовить вашего папеньку к предстоящей помолвке, – серьезно обратился к девушке Савельев. – Вот как только управлюсь с делами в Москве и вернусь в Петербург, первый же визит нанесу господину сенатору. Даю вам слово офицера! А вы, в свою очередь, должны пообещать мне, что немедленно возвратитесь домой и больше не будете нас преследовать, подвергая себя множеству опасностей и неудобств… Все можно устроить совершенно цивилизованно, без кровавых страстей!