После Аушвица

Мы с мамой очень интересовались жизнью этого ребенка, а также еще одним маленьким мальчиком – Робби. Он был сыном женщины, которая успела спрятать детей до своего ареста. Мы даже написали в Англию своим родным с просьбой прислать детскую одежду.

Мы узнали, что мамина сестра Минни, спасшая нам жизнь в Биркенау, тоже выжила, однако ее муж погиб. После освобождения Минни ненадолго вернулась в Прагу, а затем заехала к нам на пути в Палестину с двумя сыновьями, которые уже там жили. Мы поддерживали связь с Минни до конца ее жизни, омраченной еще одной трагедией: ее младший сын Стивен был убит фугасной миной в войне за независимость Израиля в 1948 году.

Правда заключалась в том, что жизнь у всех, кто выжил, была тяжелой.

Эллен, девушка, которая так очаровала когда-то Хайнца, вернулась в Мерведеплейн, и мы были рады ее видеть. Однако военные испытания оказали на нее слишком сильное воздействие, и она постепенно сошла с ума. Иногда она приходила и спрашивала меня с безучастным видом: «А где Хайнц? Я не могу понять, где он». В конечном счете родные вынуждены были положить Эллен в психиатрическую больницу, где она осталась до конца жизни. Я навестила ее один раз, но она меня не узнала.

Даже те, кого не депортировали, например Розенбаумы, испытывали душевные страдания. Мартин Розенбаум сумел скрыться и пережил оккупацию физически невредимым. Однако с годами он становился все более беспокойным. Он был настолько напуган угрозой захвата и преследований, что стал слишком заботливым отцом и боялся разрешить Яну самому перейти дорогу. В конце концов, он тоже попал в больницу, и это был очень печальный финал жизни одного из наших самых дорогих и преданных друзей.

Все мои новые друзья были евреями. Открыто мы никогда не выражали чувства солидарности, но инстинктивно стремились держаться вместе. Тем не менее я всегда чувствовала фальшь, улыбаясь и разговаривая с ними, потому что мне казалось, будто бы стеклянная стена отделяет меня от остального мира.

Был только один человек, которому я доверяла свои переживания: мой десятилетний двоюродный брат Том. Нам было очень трудно организовать поездку в Великобританию сразу же после войны, отчасти потому, что Европа все еще находилась в состоянии хаоса, а отчасти потому, что мы по факту являлись австрийцами, а значит «врагами». Бабушка Хелен пыталась получить разрешение на поездку к нам в Амстердам, но для этого требовалось много писем и две рекомендации от граждан Нидерландов. Мама подала заявку на въезд в Англию, но сначала нам отказали, прислав необычайное письмо из Министерства внутренних дел, написанное от руки на куске оторванной бумаги.

В нем говорилось, что, несмотря на просьбу госсекретаря сочувственно отнестись к нашему случаю, заявление на визу было отклонено. Могу только предположить, что, помимо других проблем, в Англии в 1945 году явно не хватало канцелярских товаров.

Тем не менее мы, как могли, проявляли настойчивость, и мама организовала для нас поездку на корабле в Северную Англию, чтобы мы воссоединились с оставшейся семьей.

Тому было всего три года, когда они уехали из Вены, а вырос он в городе Дарвен, графство Ланкашир, читая мои письма о родителях и о том, что Эви вытворяла со своим старшим братом Хайнцем. Затем на два ужасных года переписка прекратилась, и мы исчезли из поля зрения.

Все ожидали худшего, пока в один день не пришло письмо от мамы, которое отправил британский солдат, встреченный ею в поезде.

«Мы были напуганы до смерти, – рассказывал Том, – но когда получили письмо от Фрици, все разразились слезами и бросились обниматься, а затем еще больше плакали от облегчения, что она и Ева были в безопасности».

Было невероятно снова видеть бабушку с дедушкой. Долгое время они существовали практически как плод моего воображения. Могу утверждать, что война их тоже изменила. Они больше не были обеспеченными австрийцами среднего класса, жившими в городе, который они хорошо знали. Дедушка больше не посещал своих друзей в таверне каждое воскресенье, а бабушку больше не ругала их горничная Хильда. Вместо этого они приехали в чужую страну в качестве несчастных беженцев, не умея сказать ни слова по-английски, и поселились в небольшой трехкомнатной квартире в промышленном городе на севере.

Моя бабушка хорошо адаптировалась. Вскоре она выучила английский и каждый день читала газету «Daily Express» от корки до корки. Она также вела домашнее хозяйство, готовила на всю семью и даже открыла свой собственный швейный бизнес, чтобы подзаработать денег. Это было совершенно удивительно, учитывая, что в Вене она не ударяла палец о палец и всецело полагалась на Хильду.