После Аушвица

События, связанные с пьесой, разрушили жизнь Мейера Левина и сломили его. После его смерти дочь Левина написала, что ее отец «утратил свои моральные устои» в споре с Отто, но я немного сочувствовала Мейеру Левину, несмотря на то через что он заставил пройти Отто. Его версия пьесы была намного лучше, и я думала, что его обвинения не беспочвенны, что ее постановке помешал заговор Хакетта и Лиллиан Хеллман. В целом этот случай представлял собой яркий пример того, как наследие Анны Франк вызывает у людей глубокие чувства и даже безумие – и на мою жизнь оно повлияло тоже, особенно после того, как я начала рассказывать о своем собственном опыте.

Помимо крайне неприятной череды судебных баталий с Мейером Левином, Отто также принимал участие в судах против антисемитов и отрицателей Холокоста, которые оспаривали правдивость дневника, утверждая, что это подделка, написанная либо Отто, либо Мейером Левином.

В 1959 году в Германии Отто и два издательских дома подали в суд на Лотара Стило и Генриха Буддеберга, утверждавших, что дневник – подделка. В Базель направили трех экспертов для изучения рукописи, которая, как они заявили, является подлинной. Дело продолжалось до октября 1961 года, когда адвокаты Стило объявили, что он передумал, поскольку не было «никаких оснований утверждать, что дневник фальшивый».

Однако на протяжении многих лет Отто неоднократно был вынужден защищать произведение своей дочери в суде, включая известное разбирательство с отрицателем Холокоста Робертом Фориссоном, начатое в 1976 году. В итоге издателю Фориссона, Хайнцу Роту из Франкфурта, запретили публиковать брошюры с заявлениями о поддельности дневника Анны.

Эти затяжные судебные баталии измучили Отто, и обычно они сопровождались ростом антисемитской ненависти и личными нападками. Последний случай имел дальнейшие непредвиденные последствия, когда Отто поставили в известность о том, что из Германии прибудет еще одна группа экспертов для изучения всех имеющихся у него материалов относительно Анны.

Отто, который уже старел и был довольно болен в то время, воспринял эти слова буквально и дал одному из своих лучших друзей, Кору Суйку, несколько дополнительных неопубликованных страниц из дневника. Мне кажется, Отто воспринимал их как очень конфиденциальные, и думал, что, отдав их Суйку, он мог честно признаться немецким властям в полной передаче всех материалов, при этом сохранив их в тайне.

Я не думаю, что он был намерен отдать эти записи Суйку насовсем. Отто отслеживал каждую мельчайшую деталь публикации дневника и любил держать все под строгим контролем. Я считаю, что он не хотел увидеть эти страницы опубликованными, даже если бы доходы от продаж «Дневника» в США могли финансировать благотворительную деятельность.

В этих пяти листах были размышления Анны о браке ее родителей, а также слова о том, что Отто, по ее убеждению, никогда по-настоящему не любил свою мать. В них также содержались ее собственные замечания по поводу секса и высказывания о том, что Отто считал несправедливым порочить образ всех немцев из-за нацистов. В целом я считаю, что включение этих отрывков не изменили ничего существенного в дневнике, и мы с мамой горько пожалели о том, что они были опубликованы, вызвав последовавший фурор.

Успех «Дневника» принес в нашу жизнь много замечательных людей и событий. Отто с мамой любили путешествовать по миру и встречаться с читателями, которых так тронул опыт Анны. Многие из них были обычными мальчиками и девочками, но встречались и известные мировые деятели, в том числе Джон Ф. Кеннеди, впоследствии многообещающий сенатор США, который помог организовать благотворительную постановку пьесы в Нью-Йорке. Позже, будучи президентом, он попросил министра труда возложить венок к дому Анны в Амстердаме.

Есть также прекрасная фотография, где Отто и мама стоят с Одри Хепберн, которая пробовалась на роль Анны в фильме. Детство Одри Хепберн прошло в Голландии во время Второй мировой войны, она своими глазами видела депортацию евреев, что ее глубоко затронуло, но в конце концов она не решилась играть Анну, сказав, что это стало бы слишком угнетающим опытом для нее. «Дневник» Анны всегда много значил для Одри, и спустя годы она приняла участие в музыкальном представлении в театре Барбикан в Лондоне, читая отрывки из книги. Я встретила ее за кулисами, и мы обе разрыдались. Я обняла ее и сказала: «Вы вернули Анну к жизни».

«Дневник» Анны Франк налагал огромное чувство ответственности на Отто и мою мать. Они полностью посвятили себя тому, чтобы наследие Анны было защищено и распространялось надлежащим образом. Они жили скромно, никогда не ездили на такси и питались обычной едой.

«Деньги, которые мы получаем, это деньги Анны», – говорил Отто, и он действительно имел твердое намерение, чтобы никто никогда не бросался на ветер деньгами, полученными от продаж книги. Иногда мне казалось, что он зашел в этом своем стремлении слишком далеко. Когда мы шли ужинать с почитателями Анны Франк, Отто платил за них, но за Цви и меня – никогда. Но Отто был уверен, что прав.