После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после

– Это не был сон! Мама и папа были такими же реальными, как вы сейчас.

Какое-то время я молчал, пытаясь понять, что он имеет в виду. Конечно, для Генри все было ясно как день – он видел своих родителей, потому что собирался встретиться с ними на небесах. Но в моей научной картине мира такого не могло быть. В уме я перебирал варианты. У Генри психическое расстройство? Галлюцинация была вызвана алкоголем? Может, он так долго сидел на родительской могиле, что абстиненция спровоцировала белую горячку? Или причиной видений было горе?

Ничто не указывало на то, что Генри ненормален. После нескольких дней в больнице он разговаривал спокойно и вел себя вполне адекватно. Никаких соматических проявлений алкогольной абстиненции все это время также не наблюдалось. Но меня удивило то, что Генри совсем не выглядел печальным. Я спросил его:

– А чего вам хотелось в тот момент, когда вы нажимали на курок?

– Я просто не хотел больше жить, – быстро отвечал он. – Мне было все равно, что будет, я просто не в силах был дальше жить без мамы.

– А сейчас вы по-прежнему хотели бы покончить с жизнью?

– Сейчас я об этом и не думаю. Я все еще скучаю по маме, но я счастлив, что знаю, где она.

За недолгое время своей стажировки в качестве психиатра я еще не встречал пациентов, которые после попытки самоубийства говорили бы так уверенно. Генри сказал, что ему стыдно за свою суицидальную попытку, но за видение он чувствует благодарность. Он горел желанием поделиться с другими пациентами, убеждая их в ценности и святости жизни. Что бы ни было причиной его видения, оно совершенно точно помогло ему справиться с горем.

До первого употребления в английском языке термина «околосмертные переживания» все еще были годы, и я мог объяснить себе происшествие с Генри только с позиции галлюцинаций. Я решил, что его воображаемое воссоединение с покойными родителями было не чем иным, как психологическим защитным механизмом.

Все это случилось спустя лишь несколько месяцев после моего знакомства с Холли и ее рассказа о пятне на моем галстуке, которому я все еще пытался найти разумное объяснение. Но опыт Генри в моем представлении был совсем иным. Холли утверждала, что, будучи без сознания, видела и слышала происходящее вдали от ее физического тела. Это были реальные вещи и явления нашего материального мира, а не какие-либо духи. Генри же уверял, что видел и слышал призраков своих покойных родителей. Главное же отличие заключалось в том, что видения Генри могли быть объективно объяснены с научной точки зрения. А в случае с Холли я сам оказался втянут в ее видения, что совершенно выбивало почву у меня из-под ног каждый раз, когда я задумывался об этом, силясь найти хоть какое-то объяснение.

 Генри сказал, что ему стыдно за свою суицидальную попытку, но за видение он чувствует благодарность.

Итак, видение Генри я мог счесть механизмом психологической защиты. Но как мне было убедить Генри, что виденное им не было реальностью? Скажи я ему, что все это было лишь игрой его воображения, как врач я бы потерял с ним контакт. К тому же я понимал, что видения принесли ему огромную пользу, помогая избавиться от суицидальных мыслей. Я рассматривал произошедшее с Генри как галлюцинацию, которую породило его бессознательное, чтобы помочь справиться со смертью матери. Но в интересах терапии я принял решение поддерживать значимость его видения, как только могу, и не подвергать сомнению то единственное, что теперь придавало его жизни смысл. Я говорил ему прямо: «Вы описываете очень значимый опыт, который помог вам обрести новую цель в жизни. Давайте обсудим, что это значит для вас и как вы теперь будете двигаться дальше».

Я намеревался вместе с Генри определить символическое значение его видения как способа психологически воссоединиться с покойной матерью. Однако он воспринимал встречу с родителями как совершенно реальную, а не какой-либо символ. В тот момент я не допускал и мысли, что Генри считал свою встречу с родными реальной, потому что она и была реальной. Ни мой жизненный опыт, ни образование не позволяли мне и подумать, что Генри мог вправду увидеть своих родителей. Ведь я был сыном химика, для которого понятие реальности вполне точно описывалось периодической таблицей.