Снова повернувшись к зеркалу, Зигги выключает воду и вытирает руки.
— Я просто пыталась сказать, что когда буду заниматься сексом, то не стану рисковать своей футбольной карьерой. Я хочу детей позже, но только после ухода из профессионального спорта.
— То есть… — Фрэнки поднимает взгляд к потолку, проводя мысленные подсчёты. — Тебе будет сколько? Лет тридцать пять? Я понимаю, но к тому времени хочу уже закончить. Закончить с детьми. Закончить с работой.
Зигги выгибает бровь.
— Ты поступаешь на юрфак, чтобы проработать спортивным агентом восемь лет?
Фрэнки хохочет.
— Ладно, справедливо. Может, проработаю до сорока. А потом сделаю Рена своим туземцем и куплю остров для всех этих детей, которых мы видимо родим, поскольку этот парень уже купил для них минивэн. Вам всем рады в любой момент.
Дети. Минивэн. Я кладу ладонь на свой живот, ненавидя тот факт, что там точно никого нет.
Я стараюсь быть терпеливой. Правда стараюсь. Но терпение никогда не было моей сильной стороной.
Фрэнки бросает бумажное полотенце в мусорку и сжимает трость.
— Давайте выйдем, пока мальчики не сожрали всю хлебную корзинку. Мне ранее досталась всего одна булочка.
— Точно, — я открываю дверь.
Мы снова собираемся за столом со всеми братьями и сёстрами; не хватает только Уиллы, которая уехала на игру, и Эйдена, где бы его черти ни носили. Я чувствую на себе взгляды братьев, их беспокойство и любопытство. Думаю, многие из них, если не все, знают, что между мной и Эйденом что-то происходит. На выставке я рассказала Акселю с намёком, что мы не будем втягивать в это маму и папу, пока я не скажу им сама. Я ожидала, что он в своей краткой и прямой манере расскажет моим братьям, подчеркнув то же ожидание секретности. И если на братьев и сестёр Бергманов можно в чём-то положиться, так это в умении чертовски хорошо хранить секреты от родителей, когда нужно.
Даже если Аксель не говорил им, и они ничего не подозревали, то начали подозревать теперь. Эйден посещает семейные вечера так же регулярно, как солнце поднимается в небе. Он всегда со мной. Он держит обещания и приходит.
Во всяком случае, до этого момента.
Я прочищаю горло и ослепительно улыбаюсь, приказывая своим эмоциям успокоиться. Мама похлопывает меня по ладони и улыбается, спрашивая с мягким шведским акцентом.
—
— Опаздывает, — бормочу я в свой бокал вина, делая большой глоток. — Мы можем заказать без него.
Папа хмурится и наклоняется ближе, обнимая маму одной рукой.
— Я не хочу исключать Эйдена.
— Всё нормально, папуль. Он поймёт.
Мой папа вскидывает брови. Несколько мгновений он изучает меня взглядом, и я отвожу глаза. Он всегда слишком легко читает меня.
— Фрейя Линн. Что-то случилось?
В моём горле встает ком.
— Нет! — говорю я слишком бодро, следя за выражением лица. — Нет. Ты же знаешь Эйдена. Просто в последнее время он занят работой.
Мама слегка поворачивается на стуле и изучает меня.
— Фрейя.
Я смотрю на неё.
— Да, мам?
— Скоро ты придёшь домой на
Я изображаю фальшивую улыбку и моргаю, пытаясь придумать ответ. Она почуяла проблемы. Вот почему она хочет, чтобы я пришла. И от
— Мам, — виновато говорю я. — Я не знаю, когда у меня будет время. У меня пациенты…
— Найдёшь время. Этому я тебя учила. Надо выбирать то, что важно, а остальное последует. Возьми перерыв на обед, м? — настаивает она, и выражение её лица почти зеркально вторит моему.
Иногда почти нервирует смотреть на лицо своей матери и понимать, что принесёт с собой время. Не то чтобы я боялась старения или считала, что моя мать стала менее красивой по сравнению с годами её молодости. Просто это подчёркивает спешность момента, показывает перед моими глазами каждую минуту между «сейчас» и «потом». Когда я стану матерью? Когда маме было столько лет, сколько мне, она уже родила половину своих детей. Буду ли я сидеть рядом с Эйденом, окружённая целым столом наших детей и их вторых половинок? Со свечами и вкусной едой? Праздновать наш брак не только между нами двоими, но с шумной семьей?