После долго и счастливо (ЛП)

Доктор Дитрих приседает на корточки, размеренно и мягко гладя Фрейю ладонью по спине.

После нескольких минут её плача, показавшихся вечными и вызвавших у меня такое ощущение, будто моё сердце пилой вырезают из груди, Фрейя выпрямляется и вытирает глаза.

— Извините, что я сорвалась, — шепчет она.

— Давайте закончим с игрой. Присаживайтесь оба, — говорит доктор Дитрих, снова садясь на свой стул.

Мы с Фрейей встаём, затем опускаемся на диван, и наши тела оказываются чуть ближе друг к другу, чем в начале. Я стараюсь не замечать это, не наделять смыслом. Если Фрейя и обращает внимание, то не показывает.

— Фрейя, меня беспокоит, что ты извинилась за плач, — говорит доктор Дитрих. — Я горжусь тобой за то, что ты плакала. Прочувствовать наши чувства — это смелое и здоровое поведение.

Фрейя слабо улыбается доктору Дитрих сквозь слёзы, затем сморкается.

— Чем вызваны твои слёзы? — спрашивает доктор Дитрих. — Назови свои эмоции словами.

Фрейя прикусывает губу.

— Боль. Смятение. Злость.

— Хорошо. Продолжай, если хочешь.

— Я не понимаю, почему мы здесь. Если Эйден хочет чувствовать любовь со мной, почему наша коммуникация изначально пострадала? Почему он скрывал всё от меня — его работу, его тревожность и её влияние на физическую близость? Это действительно потому, что он разбирался сам с собой? Он не мог сказать мне… всё это по ходу процесса?

Доктор Дитрих покачивается на стуле.

— Ну, думаю, тебе стоит спросить у него. А ещё я думаю, тебе надо спросить себя: ты тоже утаивала от Эйдена мысли или чувства, о которых ему стоит знать?

Фрейя смотрит на свои ладони, затем поднимает взгляд на меня, и в её глазах блестит новая уязвимость.

— Я… — она прочищает горло. — Иногда я вроде как закупориваю свои чувства внутри и стараюсь разобраться с ними, прежде чем говорить ему.

— Ладно, — мягко произносит доктор Дитрих. — Почему?

Фрейя нервно косится на меня, затем отводит глаза.

— Я не хочу беспокоить Эйдена, когда мои эмоции зашкаливают. Я знаю, его расстраивает, когда я слетаю с катушек.

— Фрейя, — я сжимаю её ладонь. Так больно слышать, что она скрывает себя, причиняет себе такую боль, чтобы защитить меня.

«Продыши это, Эйден. Дыши».

— Фрейя, — шепчу я. — Я всегда хочу знать, что ты чувствуешь.

— Кто бы говорил, — огрызается она сквозь слёзы.

— Потому что это я страдаю от тревожности, а не ты! Тебе не нужно тащить на себе всё то ментальное бремя, что и я. Я стараюсь вносить коррективы, чтобы было справедливо.

— Ах, — доктор Дитрих поднимает ладонь. — Насчет этого слова, «справедливо»… идея «справедливости» в браке или любых отношениях попросту невозможна. Никакой брак не является справедливым. Он комплементарный, взаимодополняющий. Идея справедливости — это в лучшем случае абсурд, в худшем случае эйблизм.

Мы оба резко поворачиваем головы и смотрим на неё.

— Эйблизм? — переспрашивает Фрейя.

— Эйблизм, — подтверждает доктор Дитрих. — Потому что утверждение, будто отношения должны быть «справедливыми», намекает, что лишь определённый баланс и распределение навыков и возможностей имеет ценность. Это утверждает деспотичную, вредоносную идею, что для нормального партнёрства необходима некая «нормальность» или «стандарт». Тогда как в реальности нужны лишь два человека, которые любят то, что они дают друг другу, и вместе делят работу любви и жизни.

Доктор Дитрих по-доброму улыбается нам.

— Эйден, ты пытаешься уберечь Фрейю от необходимости эмоционально нести на себе «больше», чем она должна по твоему мнению. Фрейя, ты избегаешь честности насчёт чувств и мыслей, которые по твоему мнению заставят Эйдена чувствовать «больше», чем по-твоему должен. У вас обоих хорошие намерения, но это ужасная идея. И многие пары так делают. Даже после того, как ты, Фрейя, поклялась любить его всего, а ты, Эйден, поклялся отдавать ей всего себя.

Фрейя моргает, глядя на меня, и у неё глаза на мокром месте. Я смотрю на неё, так сильно желая обнять и поцелуями высушить её слёзы.

— Фрейя просто пыталась меня защитить, — говорю я доктору Дитрих, не сводя глаз с Фрейи. — И я тоже пытался защитить её.

— Да, — говорит доктор Дитрих. — Но мы защищаем своих супругов от тех вещей, которые способны нанести настоящий урон — насилие, жестокость — а не от наших врождённых уязвимостей и потребностей. Эти вещи они должны любить и взаимодополнять. В противном случае, — выразительно дополняет она, — страдает наша близость, наша связь… наша любовь.

Фрейя всматривается в мои глаза.

— Логично.

— И ещё, Фрейя, — говорит доктор Дитрих, — мои клиенты-женщины часто осознают это на приёме — они утаивают свои чувства, потому что наша культура диктует, что нас не воспринимают всерьёз, когда мы «эмоциональны». Но я скажу тебе — твоему мужу нужно слышать твои слова о чувствах. Эйден, надеюсь, ты понимаешь их значимость.

Я киваю.

— Понимаю. Но может, я не давал это ясно понять. Я хочу, чтобы ты говорила мне, Фрейя. Я постараюсь получше демонстрировать это.

Фрейя поднимает на меня взгляд.

— Хорошо, — тихо говорит она.