После долго и счастливо (ЛП)

— Шорты-велосипедки. Из спандекса. Нравится? Я купил их перед поездкой и просто в восторге. Дышащие. Эластичные. Ощущаются как вторая кожа.

Я закрываю глаза, и меня передёргивает.

— Я совсем не хотел видеть все подробности твоей анатомии.

— Я понимаю, если ты завидуешь. Бергманы скандально славятся размерами своих достоинств…

— Вигго, — стону я. — Заткнись. И свали куда подальше.

— Никуда я не пойду. Это твоя побудка перед Днем Братского Сплочения. Пошли. Давай, вставай, живо.

Я сердито смотрю на него.

— Не помню, чтобы соглашался на это.

— Соглашался, — говорит он.

— Неа. Определённо не соглашался.

— Мысленно согласился, — он тихонько хлопает в ладони, обоснованно боясь разбудить Фрейю, которая продолжает храпеть под одеялом. — Пошли. У женщин свои планы. Райдер и Уилла приехали примерно час назад, так что Уилла спит, но Райдер как никогда бодр и ворчлив, так что лучше не заставлять мужчину гор ждать.

— Я тоже бодр и ворчлив, — бормочу я и тру лицо. Мне в голову прилетает подушка. Я опускаю руки и награждаю Вигго убийственным взглядом. — Лучше бы там был кофе.

Он улыбается.

— Конечно. Ждём тебя на кухне через пять минут. Кофе и батончики гранолы прилагаются.

Затем он уходит, и я испытываю очень сильный соблазн плюхнуться и закутаться обратно в одеяло. Но я этого не делаю, потому что уверен — если прогуляю, Вигго провернёт какой-нибудь розыгрыш в отместку. И может быть, мне даже интересно, что задумали эти братья Бергманы.

Аккуратно выбравшись из постели, я тихо одеваюсь и спускаюсь вниз.

А через двадцать минут я оказываюсь в очень дискомфортном положении на террасе, будучи решительно уверенным, что ради этого просыпаться не стоило.

— Ой, — моя нога не должна так сгибаться. Макануи, наш приглашённый инструктор по йоге, решительно не согласен.

— Дыши, — напоминает он мне так, будто этот процесс не происходит автоматически.

— Я не могу не дышать, — бормочу я, стараясь не стонать от боли.

Оливер сердито глядит на меня, наполовину опустившись в чатурангу.

— Эйден, мне кажется, ты не вовлечён в процесс. Не ты один предпочёл бы поспать сегодня утром, но я же тут не умничаю, нет?

Макануи спокойно улыбается мне и толкает мою ногу ещё дальше.

— Твой пах очень напряжён, — говорит он. — Дыши пахом.

Я таращусь на этого парня.

— Эм. В смысле?

— Думаю, он советует тебе, — поясняет Рен с раздражающе безмятежным видом, — связать своё осознание этой части твоего тела с твоим дыханием. Это часто помогает убрать напряжение и привести наши тела к глубинной открытости и принятию. Гибкость заключается не только в теле, Эйден. Она в душе.

Да какого хрена?

— Вот именно, — кивает Макануи.

Я знаю, что Рен и Фрэнки каждое утро занимаются йогой, но бросьте. Гибкость в душе? И ещё я не понимаю, как кто-то может добровольно начинать свой день, страдая от такой боли. Я умоляюще смотрю на Акселя, который, как мне кажется, может назвать всё своими именами — то бишь, пыткой — но он смотрит на закат, с блаженным видом закинув руки за голову. Я бы тоже так смотрел, если бы Макануи не зациклился на мне.

Макануи цокает языком.

— И шея тоже. Дыши, Эйден. Дыши.

— Да дышу я!

— Шшш! — шипит Райдер с закрытыми глазами. — Я в кои-то веки не хочу придушить всех вас, засранцев. Дайте мне насладиться этим.

Я хмуро кошусь на Райдера, удивлённый спокойным выражением на его лице, пока он удерживает позу, которую показал нам Макануи. Позу, про которую я решительно сказал, что моё тело на такое не способно.

Ну. Макануи доказал (болезненно), что я не прав.

А Вигго и Оливер, голые по пояс и одетые лишь в одинаковые шорты-велосипедки, похоже, устроили соревнование по чатуранге, как можно быстрее повторяя движения той серии упражнений, что показал нам Макануи, и превратили это в какой-то лихорадочный гибрид йоги и отжиманий.

— А эти двое тебя не смущают, нет? — спрашиваю я, надеясь отвлечь от себя внимание Макануи.

Он качает головой.

— Некоторые мужчины до сих пор мальчики. С ними ничего не поделаешь.

У меня вырывается смешок.

— Справедливо.

Ещё мгновение спустя Макануи решает, что хватит меня мучить. Мы переходим к другой череде поз, которые мне всё же подчиняются, а потом мы переходим к расслаблению, что оказывается на удивление приятно. Лёжа на спине в шавасане, я смотрю на сияющий рассвет и делаю глубокий вдох. Моё сердце не колотится как бешеное, мысли не напоминают шарик в автомате пинбола. И пусть я знаю, что это продлится недолго, буквально на мгновение я упиваюсь этим — редкой тишиной в сознании, тяжёлым спокойствием, пригвоздившим мои конечности к террасе.

Макануи предлагает нам медленно сесть и завершить практику.

Намасте.

Я встаю, провожу ладонями по волосам и вытягиваю руки над головой. Я чувствую себя расслабленным везде, в том числе и в паху. Это одно из тех мест, где я и не осознавал скопление напряжения. Но задумавшись об этом, я с тошнотворным ощущением понимаю, что можно было и догадаться.

Поблагодарив Макануи, мы скручиваем свои коврики для йоги.

— Хорошая работа, Эйден, — говорит Рен, мягко хлопнув меня по спине. — В конечном счёте ты все же настроился на нужный лад.