После долго и счастливо (ЛП)

Олли оглядывается через плечо, выглядя насторожившимся.

— Что такое, Эйден?

— Ты и попугай случайно не проводили время вместе, нет? Особенно в первый день, когда ты с родителями приехал рано, наперёд всех остальных?

— Эм, — щёки Оливера розовеют. — Почему ты спрашиваешь?

— О, ну не знаю, — небрежно отзывается Эйден, кладя закладку в книгу. — У неё весьма примечательный словарный запас. Как раз совпадающий со строками песни, которую ты включил.

— О чём ты говоришь? — спрашиваю я у него.

Эйден прищуривается, глядя на Оливера.

— Попугай постоянно донимает меня непристойными фразами.

Я хмурюсь.

— Эсмеральда? Вежливая пожилая леди-попугай, которая говорит «Добрейшего утречка» и «Привет, лапочка»?

— Это вам она так говорит, — Эйден барабанит пальцами по шезлонгу. — Ты слышала, как она называла меня красавчиком.

— Ну типа, она не ошибается.

Он бросает на меня взгляд.

— Она говорит это не потому, что действительно такого мнения обо мне. Она говорит это потому, что её кто-то научил.

Я хмуро гляжу на него.

— Такое возможно?

— Похоже на то, — Эйден бросает книгу и встаёт, и Оливер спешно вскакивает на ноги. — У меня, может, всего одна здоровая рука, Оливер Абрам, но я знаю твою слабость.

Оливер бледнеет.

— Никакой щекотки, Эйден. Ты же знаешь, я не могу выносить это дерьмо.

— Надо было думать об этом до того, как ты натравил на меня попугая-рэпера на целую неделю. Знаешь, как дискомфортно принимать душ, пока гигантский зелёный попугай сидит на раковине и говорит тебе «ли-ли-ли-лизать, лизать её сливочки и заставить её кричать»?

Пока Эйден идёт к нему, Оливер пятится, подняв руки.

— Это всего лишь безвредная забава!

— Безвредная? — губы Эйдена подёргиваются, и он сдерживает улыбку. — Возможно. Но было ли это так же раздражающим? Странным? Непрошеным? Непременно.

Оливер спотыкается о шезлонг и оборачивается через плечо.

— Эйден. Твоя рука, — умоляюще произносит он. — Тебе не стоит бегать. Тебе надо поберечься.

— К несчастью для тебя, — говорит Эйден, бросив солнцезащитные очки на шезлонг. — Я испытываю момент нехарактерной для меня беспечности.

Осознав, что оказался в заднице, Оливер бросается бежать по берегу, а Эйден несётся за ним. И когда мой проблемный брат оказывается повален на песок, его крики и смех разносятся по согретому солнцем ветру.

***

— Что ж, — доктор Дитрих улыбается нам поверх очков. — Похоже, поездка получилась выдающейся.

Эйден мягко сжимает мою руку, его большой палец рисует круги на моей ладони. Я сжимаю его руку в ответ.

— Так и было, — говорит он ей. — У меня состоялся хороший разговор с моим бизнес-партнёром насчёт более равного распределения обязанностей. Я не залипал в телефоне и сделал приоритетом пребывание в настоящем моменте, расслабление по возможности.

Я улыбаюсь ему.

— Эйден спланировал невероятно романтичное свидание, и мы много времени проводили вместе. Такое чувство, будто мы добились большого прогресса, разговаривая и налаживая связь.

— И как всё прошло? — спрашивает доктор Дитрих.

Эйден поглядывает на меня, и его ярко-синие глаза удерживают мой взгляд.

— Мы искренне разговаривали. Мы много говорили о том, что вы сказали перед нашим отъездом — о том, как мы изменились, и как мы хотим лучше понимать, что это означает в плане любви друг к другу.

Я снова сжимаю его руку.

— Каково вам сейчас, когда вы вернулись домой? — спрашивает доктор Дитрих.

Моя улыбка слегка скисает, когда я смотрю ей в глаза.

— Я немного нервничаю из-за возвращения в реальный мир, где на нас снова будет давление, но я чувствую… надежду. И предвкушение. Как будто нам предстоит многое узнать и изучить вместе.

Хватка Эйдена становится крепче.

— Я тоже нервничаю. Я не хочу, чтобы меня засосало в работу, как раньше. Но мне кажется, что наши отношения стали лучше и с меньшей вероятностью скатятся в прошлое состояние. Фрейя знает всё о проекте, что только можно знать. Секретов нет.

Доктор Дитрих улыбается, переводя взгляд между нами.

— Ну, осмелюсь сказать, я опасалась того, что вы уехали на таком раннем этапе нашей работы, и я определённо не говорю, что психотерапия для вас завершилась, но это время в отъезде пошло вам на пользу.

Эйден поворачивается к ней.

— Что вы думаете?

— То, что вы мне рассказали, демонстрирует, что вы достигли важной промежуточной точки в примирении: восстановление доверия. Вы примирились с очень важной правдой, что два любящих человека могут причинить друг другу сильную боль, зачастую сами того не желая. Это всё равно что уронить настольную лампу. Стоит лишь грубо задеть локтем, не глядя, и стекло разбилось, а форма безвозвратно погнулась. Так легко сломать что-то, и так парадоксально сложно это починить. Даже когда мы делаем это, результат никогда не выглядит прежним.

Эйден удерживает мой взгляд, и мы разделяем краткий миг негласного понимания.