После долгой зимы (СИ)

Возвращаюсь к себе и долго сижу за ноутбуком, рассматривая сайты с различными простыми кулинарными рецептами и рукоделием. В том числе — сокровенную мечту — самостоятельный пошив нижнего белья. В кладовке, приподняв плотный чехол от пыли, я нашла настоящее сокровище — швейную машинку ножную, на столике с маленькими блокирующимися колесиками. Я вывезла это чудо в комнату и теперь собираюсь опробовать. С сожалением осознаю, читая сайты, что лиф мне пока не по зубам — в моем наборе для рукоделия просто нет нужной фурнитуры. А вот трусики… Почему бы не попробовать для начала? Мать бы назвала это грехом, но мне плевать. Последнее время мне вообще очень часто все равно на былые правила. Но какой может быть грех в том, чтобы шить одежду? А это как раз обязательный предмет гардероба. И что с того, что кроме выполнения своей функции он будет еще и красивым? Для меня пока все это слишком, но я надеюсь постепенно к этому прийти, к мешковатому хлопковому ужасу старчески-бежевых цветов я больше не вернусь никогда. Не говоря уже о том, что я так мечтала о бюстгальтере вместо обычных маечек. Грудь у меня хоть и объективно маленькая, но в примерочной мне понравилось, как белье ее подчеркнуло. Для моей фигуры выглядит очень органично.

Вечером мне наконец-таки отвечает Прасковья. Она очень рада, что я в безопасности, и что меня приютили. Сообщает, что после моего побега родители лютуют, так что приходится быть предельно аккуратной с телефоном, и пропадает прямо в середине разговора. Я понимаю, что это значит, и что сейчас ее лучше больше не беспокоить. Но не могу перестать переживать. Я перечитываю сообщения снова и, глядя между строк, понимаю, что ее наказали. Прасковью, которую никогда не наказывали, наказали. Из-за меня. О, Единый! Я должна во что бы то ни стало встать на ноги и вытащить оттуда свою любимую сестренку.

После обеда в понедельник приезжает Егор. Я скучала. Слышу звук мотора, выбегаю на крыльцо, вижу его и задыхаюсь от восторга. Нельзя, ну нельзя выглядеть так совершенно, а еще так по-доброму вести себя со мной, я же неискушенная, вмиг расплавлюсь. Расслабленной походкой идет ко мне, в расстегнутой куртке, с легкой небритостью. Ему идет его образ. А я стою и чувствую себя такой маленькой в плане значимости, такой ничтожной в этой нелепо сидящей на мне дачной одежде, что хочется провалиться сквозь землю. Нравиться ему хочу. В который раз противоречу сама себе, ведь собираюсь оттолкнуть, а все равно хочу, чтобы смотрел на меня с восхищением. Чтобы одну меня видел. Такая глупая Ада. Ты на себя в зеркало смотрела? Где ты, а где хотя бы те девушки, которых вы на Новый год в кафе видели. Яркие, блестящие, раскованные. Я видела, как они тогда обрадовались появлению Егора, как махали ему, как улыбались. Но в тот момент не акцентировала внимание, т. к. сама была в стрессе. А потом у меня было много времени подумать об этом. Я не имела никакого права, но впервые в жизни почувствовала, каково это — когда в груди каленым железом жжется ревность.

Пока ждем доставку, пою Егора чаем с оставшимся пирогом. У меня так дрожат руки от какой-то робости рядом с ним, что я рискую не донести чашку из кухни в зал, но он забирает ее у меня на полдороги.

Первым доставляют новый газовый баллон, подключают его и увозят старый. А потом привозят полный прицеп дров. Егор смотрит на него, хватается за голову и громко ругается. Прицеп полон дров в чурках, которые еще нужно колоть. Но что заказал, то заказал. Все это великолепие рабочие вываливают нам посреди двора и уезжают. Егор идет в кладовку, где переодевается в рабочие штаны и гольф, потом находит топор в подсобке и просит меня подождать дома. Некоторое время я стою за дверью, слушая ритмичные звуки падающего вниз топора, а потом не выдерживаю. Любопытство пересиливает, и я тихонечко выскальзываю на веранду и слегка выглядываю на крыльцо. Егор занят работой и меня не видит, а я с восторгом наблюдаю за его сосредоточенным лицом, как он вытирает предплечьем лоб, как натягивается гольф в области бицепсов и грудных мышцах, когда он орудует топором. Наблюдаю, и так сладко мне от этого зрелища, что пальчики на ногах подгибаются от удовольствия. Вечность смотрела бы, но дрова рано или поздно заканчиваются, я тихонько возвращаюсь в дом, чтобы меня не застукали за подглядыванием. Там прислоняюсь спиной к двери и пытаюсь восстановить дыхание.