После дождичка в четверг

В одном из журналов обнаружилась редакторская статья по поводу празднования годовщины основания Королевского научного общества, где подробно освещалась его история: первый этап существования в качестве «Невидимого университета», первый устав — приводился перечень отцов-основателей. Гук, Гленвилл, Рен… Выйдя с этим списком на свет и внимательно изучив имена, Джек ощутил себя человеком, который внезапно обрел почву под ногами.

Все это были люди науки и религии, совсем как Фрэнк: Роберт Гук назвал частицы человеческого тела клетками, потому что на латыни тем же самым словом называются монашеские кельи; священник Джозеф Гленвилл утверждал, что существуют потусторонний мир и ведовство; Кристофер Рен, заново отстроивший Лондон после Великого пожара — пятьдесят церквей и собор Святого Павла, — должно быть, в подвалах и склепах нередко натыкался на реликвии и манускрипты.

Джек лизнул палец и перевернул страницу, казалось, позабыв обо всем на свете среди груд книг и журналов.

Наклонившись, Бет подула в горлышко бутылки, и по церкви разнесся хриплый стон. Он звучал долго и замер где-то среди искалеченных стропил. Бет выстроила целую гамму, и церковь наполнилась призраками. Джек взглянул на нее, когда она наполняла свой бокал белым вином; остатки красного растворялись в нем подобно струйкам дыма.

— Ты уверена, что все в порядке? — спросил он.

— Да. Тебе удалось его найти?

— Пока не знаю.

Это мог быть Джон Уоллис, математик и криптограф, который изобрел символ бесконечности. Может быть, текст манускрипта все-таки зашифрован? Криптограф, член-основатель научного общества, тайнопись… Джек как будто стрелял наугад.

— Просто… я пытаюсь вспомнить то, чего нет ни на одной из этих фотографий. Что-то связанное с папой и нашим прошлым.

Она снова разглядывала фотографии — пляж, задний двор, ботанический сад. Это были любительские снимки — расплывчатые, неловко обрезанные; на большинстве из них виднелись только головы или ноги.

— Странная вещь воспоминания… Вот они, такие живые и подробные, что, кажется, никогда не исчезнут, — сказала Бет. — Но проходит время, и ты вдруг понимаешь, что все они умещаются в этих маленьких прямоугольничках, что им не хватает объема и что они постепенно выцветают. И больше у тебя ничего не остается.

Он положил книгу и сел рядом с ней.

— Я уверен, ты помнишь больше, чем тебе кажется. Просто нужен импульс…

Бет опустила глаза.

— Есть кое-что… Может быть, одна вещь…

— Вот видишь.

— Ты можешь снова меня отвезти?

Он весь день исследовал манускрипт и тем не менее понимал, что О’Рурк обескуражил ее, что Бет больше не уверена в какой бы то ни было связи рукописи с Фрэнком. Может быть, она и права. Если Фрэнк шел каким-то своим путем, ни одно из открытий Джека ничего не объяснит — но, вероятно, это и не важно. Возможно, манускрипт приоткроет завесу какой-то другой тайны… Джек не понимал как, но на маяке он это почувствовал.

— Конечно, отвезу. Куда захочешь, — сказал он Бет.

— Это не займет много времени.

Она пошла обуваться, а Джек заткнул бутылки пробками и убрал фотографии в альбом. Снимков была уйма, сотни, а казалось, немного. Во всяком случае, пока они мелькали перед глазами Джека — двадцать четыре штуки в секунду, длинный фильм чьей-то жизни.

Он начал собирать книги, когда его взгляд упал на один из абзацев. Секретарь научного общества Джон Уилкинс, математик, епископ, человек, рисовавший планы лунных городов, философ. Он оставил несколько книг о тайнописи, криптоанализе и языке музыки, и его последняя работа называлась «Сочинение о природе вещей и философском языке».

У Джека перехватило дыхание, и он со всей ясностью осознал, что непременно должен найти эту книгу. Он вложил письмо Джонсона в манускрипт, оставил сумку на скамье и взял ключи от машины.

Они ехали по той же длинной дороге к Южному мысу, но на этот раз не поднимались на холм, а держались побережья: мимо старой рыбацкой деревни Уотсон-Бей с ее нищими лачугами, сколоченными из старых досок, к Кемп-Коув. Крайняя точка суши. Здесь ступили на берег первые поселенцы, возможно, в их числе и Констан. Долгое морское путешествие, рассказы о чудовищах — и сигнальный огонь на том месте, где надлежало быть маяку.

— Наш монах, Констан, вероятно, прибыл этим путем, — сказал Джек.

Место выглядело точно так же, как, наверное, и в старые времена, — город теснился вдоль гавани, а противоположный берег оставался диким. Бет молча наблюдала, как исчезают последние солнечные лучи над бухтой. Джек сел на песок, а она медленно пошла к воде. Он знал, что это такое — приступ горя и ностальгии, желание не то забыть, не то вспомнить. Когда Бет вернулась, ее глаза были цвета штормового неба.

— Однажды я здесь чуть не утонула. Или мне так показалось. Не знаю.

Шел мелкий осенний дождь, песок холодил ноги. Возможно, там, на опасных скалах, сейчас и были люди, но никто не искал убежища в бухте.

Бет села рядом с ним, подтянув бледные колени к груди.