После дождичка в четверг

— Я тогда едва научилась плавать, ну, то есть колотила руками по воде. И отважно полезла в глубину. Родители кричали и приказывали мне вернуться. Я ничего не понимала. Там земля, а тут вода. Мне казалось, это примерно одно и то же.

Джек положил руку ей на плечи.

— Наверное, все зависит от того, как ты себя чувствуешь в воде.

— Я думала, вода мне не враг, и хотела уплыть в открытое море. А потом обернулась и увидела, что приближается шторм, что облака внезапно понеслись прочь. Ты ведь знаешь, как это бывает летом.

— Да, летний шторм…

— Я запаниковала и сразу разучилась плавать. Внезапно наступили эти жуткие сумерки, совсем как сейчас: все стало тихим и неподвижным, а я погружалась в серые молчаливые недра бухты. Вкус соли во рту. Ты знаешь, как он обжигает горло? Я была в ужасе.

— И что случилось потом?

— Папа меня вытащил. Я помню, как он буксировал меня к берегу на спине, а я все глотала и глотала воду. А потом плакала, лежа на песке, и никак не могла отдышаться. Песок был такой теплый и сухой. Папа держал мою голову и тоже плакал, и стирал с моего лица наши общие слезы.

— Потом все было в порядке?

— Наверное. Я больше ничего не помню, только то, что чуть не утонула, а потом лежала на песке. И всякий раз, когда вспоминала об этом, я снова и снова обижалась на папу.

Джек погладил ее по волосам, а Бет продолжала:

— Мне всегда казалось, что это говорит моя уязвленная гордость. Может быть, я обижалась из-за того, что он меня спас; может быть, мне стыдно или неловко — из-за того, что меня вообще понадобилось спасать. И вот какая странность…

Снова начался дождь — крупные медленные капли оставляли в песке темные воронки. Ветер налетал внезапными порывами. Позади послышались голоса — кто-то торопливо шел по тропинке в сторону парковки. Бет оглянулась и снова посмотрела на Джека.

— Я не помню, чтобы папа был мокрый. Если не считать слез.

— Что ты имеешь в виду?

— Он был совсем сухой. Наверное, меня вытащил кто-то другой, например спасатель. Но не папа.

Она посмотрела на облака и вздрогнула, когда дождевая капля попала ей на лицо. Бет стерла ее ладонью, окинула взглядом пляж и неожиданно спросила:

— Ты не хочешь искупаться?

— Слишком холодно.

Она пожала плечами:

— Может быть, я и сердилась на папу из-за этого. Что меня спас не он. В шесть-семь лет считаешь отца всемогущим и не допускаешь даже мысли, что он не в состоянии спасти своего ребенка.

Не переставая говорить, она расстегнула джинсы и, стянув с ног, бросила их Джеку.

— Что ты задумала?

— Хочу поплавать.

— Уже почти зима.

— Но ведь еще тепло.

— Дождь же. И темно.

— Пойдем к воде.

Сбросив куртку и рубашку, она осталась в одном белье, черном. Ее тело тут же покрылось мурашками. Бет продолжала что-то говорить, но смысл слов не достигал сознания Джека. Она ступила в воду.

— И теперь я гадаю: может, он понял? Может быть, он чувствовал то же самое? Я ведь перестала приходить в церковь, практически избегала его. Я оставила папу в то время, когда «его глаза уходили внутрь черепа», как у брата Констана.

— Это всего лишь догадки.

— Может, отчасти и мы виноваты — не исключено, что он стал таким странным из-за нас, потому что нас с ним не было. Все могло начаться с мелочи, а потом выйти из-под контроля.

Ее длинное гибкое тело с опущенными плечами погрузилось в воду. Джек наблюдал за ней под секущими струями дождя. Бет нырнула, и во все стороны побежали серые волны.

Джек подумал о Джуди. Она ведь тоже отдалилась от Фрэнка — или позволила отдалиться ему. А что, если все рассказать Бет, невзирая на просьбу ее матери?

Дождь усилился; на поверхности воды мелькали круги с рваными краями. В отдалении кружили птицы, заблудившиеся среди облаков. Бет плыла к берегу. Джек наблюдал, как она нащупывает дно и выходит на берег — волосы облепили спину, соленая вода стекает с тела ручьями. Усевшись на мокрый песок, она обхватила себя руками. Джек попытался накрыть ее своей курткой, но она отмахнулась.

— Ты простудишься насмерть.

— Потрогай мою кожу — разве холодная?

— Просто ледяная.

— Я плыла, пока было видно город. В дождь он смотрится потрясающе.

— Ты тоже смотрелась потрясающе. Именно в дождь.

— Зажигают огни. На мосту и в домах.

Джек принялся растирать ее, стряхивая прилипший песок. Бет, казалось, ничего не замечала — сидела задумавшись и смотрела на темную гладь воды.

Потом, будто очнувшись, заговорила:

— Я где-то слышала про город, выстроенный на краю зыбучих песков. Тех самых песков, которые все затягивают в себя и выбрасывают в воздух фонтаны пыли. По ним можно передвигаться только на большой плоскодонке, с одного края пустыни на другой.

Бет, дрожа от холода, плотно сдвинула колени, и Джек крепко обнял ее, стараясь понять, что она имеет в виду. Мысли вновь вернулись к Джону Уилкинсу и его философскому языку. Может, Констан привез сюда нечто подобное?