После дождика в четверг

Один из этих двоих был похож на Ваську Испольнова, размордевший, властный, силу свою сознающий, и так он всех презирал в этом вонючем автобусе, что, даже похохатывая, успевал губы скривить и обвести всех уничтожающим взглядом: «А вы, гниды, смотрите у меня, пикнуть только посмейте…» Второй был подобродушнее, рот до ушей, в кепочке, а кепочка вся в мохнатых пупырышках. Болтали и анекдоты травили они громко, с расчетом на публику, а больше всего с расчетом на девицу, сидевшую перед ними. Девица эта краснела, куксилась, пыталась парней отбрить с достоинством, да только к новым веселиям их побуждала, и такое у нее лицо было несчастное, что Олегу ужасно жалко стало ее. «Учительница, наверное, новенькая, из города прислали, вот теперь она и мучается в этой глуши… Барышня и хулиганы… Не та барышня и не те хулиганы… Вон какие рожи отъели…» Так возмущался про себя Олег, хотя второй парень и не отъел рожу, а был тонколиц; голоса приятелей физически раздражали Олега, он уже убедил себя в том, что их несчастная соседка и вправду учительница, он понимал ее тяготы и сочувствовал ей. Впрочем, пошли бы они все к черту, какое все имеет значение, когда он предатель и ничтожество. «Мы забытые следы чьей-то глубины, – повторял про себя Олег, – мы забытые следы чьей-то глубины…»

– Смотри, какая она маленькая да тоненькая.

– Она же на полупроводниках…

И опять хохот! Терпение может лопнуть…

– Уберите руку, – сказала девушка, сказала так, будто слезы у нее на глазах были.

– Руку? Пожалуйста… Руку это мы можем…

– Не наклоняйся так ко мне… От тебя водкой несет. Зачем вы напились? Стыдно же пить… Нехорошо…

– А кто не пьет? – оскорбился парень в кепочке, потом повторил уже миролюбиво: – Нет, на самом деле, кто не пьет?

– Один филин, – смачно сказал круглолицый.

– А почему один филин? – картинно удивился парень в кепочке.

– А почему, почему! Да потому, что днем он спит, а после одиннадцати все магазины закрыты…

Довольные, парни гоготали.

– Кончайте представление, – нервно сказал Олег.

– А что, тебе не нравится?

– Не нравится. Больно противные у вас голоса.

Парни опешили. Учительница, казалось Олегу, смотрела на него с благодарностью.

– А ты нам весь не нравишься, – нахмурился круглолицый.

– Смотрите, еще тянет, – обиделась кепочка. – Поговорить, что ли, с ним надо?.. А?

– Он же трус, – сказал круглолицый, – вон как побледнел. Он с нами поговорить не захочет…

Олег молчал. Подъезжали к Сосновке наконец-то. «Земля», – прошептал Колумб, кричать он уже был не в силах.

– Смотри, как он на нас кладет, – протянул тот, что был в кепочке.

– Оставьте его, – взмолилась учительница.

– А ты молчи… – пьяно заорал вдруг круглолицый и выругался так, что все в автобусе примолкли, словно пришибленные его матом.

«Для меня старается», – подумал Олег.

– Прекратите, – крикнул он, – а то…

– А то?

– А то вылетите сейчас из автобуса!

– Ты у меня сейчас сам вылетишь…

– Мы и так выходим, – заулыбался парень в кепочке, – вот наш поворот. Валяй и ты с нами. Поговорить ведь хотели.

– Поселок, – объявила рябенькая кондукторша.

Парни двинулись к выходу. А впереди них шла учительница.

– Эй, ты! Герой с дырой! Что ж ты не выходишь с нами? – обернулся круглолицый.

– Мне ни к чему, – сказал Олег, – до моей остановки еще пять километров.

– Соседи, а соседи! Вы там штанишки у этого фрайера пощупайте! – засмеялся парень в кепке. – Мокрые небось!

Учительница сошла. И парни нырнули за ней.

Олег встал.

– Куда ты! Зачем? Не связывайся с ними!

Сочувствующие или струсившие?

Ухолил автобус, глазел во все раскрытые глаза на него, дурака.

А он стоял на жаркой окраинной улице, пустынной, будто ночной, колодезный журавль только упирался рядом в небо, но разве он союзник, а те трое глядели на него. «Хоть бы она ушла, не стояла, пока я отвлекаю их…»

– Ну что? – сказал Олег. – Давайте поговорим.

Хоть бы вышел кто из этих застывших изб, голову высунул, не дал крови пролиться.

– А чего нам с тобой говорить-то, – сказал лениво круглолицый, – у нас времени в обрез, ты топай себе…

И он повернулся и пошагал, покачиваясь, по рыжей улице, презирая его, Олега. И учительница пошла за ним, барышня за хулиганом.

– Понял? Топай, топай ножками! – захохотал парень в кепочке. – С нас и этого достаточно.

Трое уходили, Олег смотрел им в спины, злой, одураченный, и сжимал кулаки. Парни смеялись, конечно, над ним, и вдруг круглолицый догнал учительницу и обхватил ее рукой, она отстранила парня и хотела бежать, и тогда сорвался Олег, бросился за тремя, схватил круглолицего за руку:

– А ну прекратите приставать к женщине!

– Да что он к нам прилип? – взвился парень в кепочке. – Мочи нет! Дай ты ему хоть в рожу.