После Кастанеды: дальнейшее исследование

Конечно, преодоление страха смерти на бессознательном уровне — самое решительное изменение психоэнергетических структур, поскольку инстинкт самосохранения в наибольшей степени отвечает за поддержание гомеостатической полевой формы кокона и за жесткую закрепленность точки сборки. Отказ от чувства собственной важности и жалости к себе — это, по сути, вспомогательные средства добиться того же, используя социальные программы личности. "Деформированный шарик" энергетического тела остается таким навсегда и вступает в новый, более активный и объемный вид энергообмена с внешним полем. Таким парадоксальным образом форма, смирившись со смертью, становится более жизнеспособной и более эффективной в своих действиях.

Таким образом, только безупречность обеспечивает устойчивость полезного смещения точки сборки, достигнутого в результате концентративных или медитативных упражнений.

Дон-хуановская традиция, говоря о безупречности, постоянно употребляет словосочетание "путь воина", называет своих последователей «воинами», часто говорит о «вызовах» и «поединках». Современный читатель воспринимает все это как метафоры, и это правильно. Древнее происхождение терминологии оправдывает некоторые смысловые несоответствия. Конечно, далеко не все настроения безупречности, которые были тщательно разработаны уже "новыми видящими", соответствуют «воинским» идеям древних магов. Поскольку сегодня речь идет лишь о невидимых, внутренних «противниках», дисциплина сделалась гораздо более интроспективной, более тонкой и сбалансированной. Кроме того, нельзя не учитывать тот факт, что слово «воин», а в особенности "бесстрашный воин", в современном языке несет на себе ощутимый отпечаток чувства собственной важности, от которого "новые видящие" так стремятся избавиться. Ореол "воинской славы" незримо веет даже над теми, кто ведет невидимую битву с самим собой, провоцируя что-то вроде гордости и самодовольства.

Есть еще один психологический аспект, который заставляет относиться к слову «воин» с известной осторожностью. Он касается специфического настроения, заключенного в слове «битва». Некоторые особо утонченные в психологическом отношении мастера Востока предупреждали, что никогда не следует вести войну с самим собой. Война для человека, воспитанного в нашей цивилизации, автоматически связывается с настроением общей напряженности, а также с неприязнью (как минимум) к реальному или воображаемому врагу. Психическое пространство человека плохо переносит эти эмоциональные состояния. Тот уровень организованности и дисциплины внимания, что требуется для успешного избавления от всяких «небезупречных» реакций, мыслей или действий, возникает лишь на фоне спокойной сосредоточенности, общей бдительности в условиях отстраненного наблюдения. Возможно, идеальная битва древних магов протекала как раз в таких условиях, но вряд ли мы способны в полной мере повторить эти чувства, характерные для далекой эпохи и совсем иного типа цивилизации.

Война с самим собой, по мнению современных психологов и восточных "учителей жизни", — крайне непродуктивное состояние. Она истощает человека, а подлинная безупречность должна, наоборот, давать силы. Я стремлюсь как можно реже использовать слово «воин» по отношению к толтекской дисциплине, особенно после того, как познакомлюсь с каким-нибудь пылким, но неразумным последователем Кастанеды, рассуждающем о «воинстве», «битве» и тому подобных вещах, потрясая воображаемым мечом и, безусловно, в тайне гордясь своей необыкновенной миссией. Нет ничего дальше от безупречности, чем такие самозабвенные игры. В них много собственной важности, за которой прячется ее вечная тень — жалость к себе, а в целом настроения такого рода несут на себе неизгладимый отпечаток инфантилизма. В безупречности нет и не может быть ничего нарочитого — это техника, не терпящая шума, демонстраций, яростной полемики в пользу какого-нибудь, как вам кажется, "важного мнения". С безупречностью несовместимы также представления о «наших» и «чужих», о союзниках и врагах — а ведь многие с огромным удовольствием собирают «группы», «кланы», даже "мистические общества" или ордена, чтобы противостоять бездуховному обществу не только повседневной практикой жизни, но и полемикой, вербовкой сторонников, агитацией и пропагандой. Все это прекрасно сочетается в нашем сознании со словами «воин», «битва», «вызов» и т. п. Мы регулярно забываем о том, что подлинный толтекский воин, например, обязан усердно "стирать свою личную историю" и стремиться быть «недосягаемым». Но разве возможно сочетать вышеупомянутую активность с «недосягаемостью» и смирением? Можно сказать: на высших уровнях контроля сочетать можно все. Только проблема заключается в том, что, добившись такого уровня контроля, толтек теряет интерес к подобным забавам, поскольку наконец-то становится "взрослым".