— Ты сам поймешь, когда оно придет, — кивнула Кларисса. — И когда это время настанет… просто делай, что нужно, и не бойся.
— Хорошо, — кивнул совсем сбитый с толку мальчик. То, что говорила мама, для него было полной ерундой. — Только, по правде, я ничего не понимаю.
— И не должен. Пока это все, — кивнула она и, отойдя к двери, посмотрела на него, и взгляд этот был точь-в-точь таким же, как вчера. И Саймон осознал это только тогда, сидя в одиночестве на холодной и опустевшей кухне. — Я люблю тебя.
Обратив на то внимание, юноша осмотрелся и понял, что она действительно стала пуста, казалась помрачневшей, а от стен тянуло безжизненным холодом.
Быстро поднявшись и не замечая, как колени подгибаются от усталости, Саймон торопливо прошел в спальню мамы и распахнул верхнюю часть прикроватной тумбы, рядом с которой она спала.
Увидев знакомую деревянную шкатулку, Саймон почувствовал, как в груди разлилось приятное тепло. Это чувство было, словно временное болеутоляющее.
Взяв завещанный ему предмет, подросток вернулся с ним на кухню и, усевшись обратно на стул, открыл ее и увидел на подстилке из темно-бордового бархата обручальное кольцо Клариссы, которое пропало с пальца матери после смерти его отца, и одинокий кусок чуть потемневшей от прошедшего времени бумаги.
Посмотрев немного на кольцо с бриллиантиком в виде звездочки, Саймон отложил его в сторону и вытащил сложенное много раз письмо. Развернув его, он увидел аккуратный почерк матери.
Положив письмо рядом с кольцом, Саймон встал со стула и походил какое-то время взад-вперед по кухне, настраиваясь и собираясь с силами. Вновь сев, юноша взял кусок бумаги и, тяжело вздохнув и хлебнув чая, принялся читать.