После конца (ЛП)

— Оно находится в ста двадцати двух милях отсюда. Дорога туда займет несколько часов, — замечаю я.

Она кивает, словно этого и ожидала.

— Могу я отметить тот факт, что Спрэй находится на юго-западе от нас, а не на юго-востоке? — продолжаю я гнуть свое.

— Я это знаю. У меня карта есть, — отвечает она.

— Тебя не смущает, что идет уже четвертый день нашего автодорожного приключения, а мы все еще просто офигеть как далеко от Дикого Запада?

— Просто веди машину, все идет по плану.

— Все идет по плану, после того, как мы проторчали целый день без дела?

— Мы не сидели без дела, — занимает она оборонительную позицию. — Я ждала знак. Чтобы удостовериться, что делать дальше.

— И ты получила свой знак?

— Да. Даже несколько.

— Рад за тебя! — искренне говорю я. Кажется, моя ободряющая речь произвела желаемый эффект и она вернулась в свой бредовый магический режим. Я чувствую некоторую вину за подначивание, но если это сделает ее счастливой и мне не придется спать на земле еще одну ночь, я с этим справлюсь.

— Да, но кто знает, может это был последний раз, когда я вообще получала знаки, — сказала она, смотря в окно и откинув голову на сидение.

— Могу я поинтересоваться, что же в них было?

— То, что Уит все еще ищет меня, и он находится поблизости от нас. Он знает, где находится моя община, и если мы с тобой движемся в правильном направлении, нужно быть осторожными, чтобы случайно с ним не пересечься. И он уже близко.

— Шаман-предатель с дружками у нас на хвосте. Веселуха, — говорю я, подъезжая к повороту на Спрэй. Я сворачиваю, и теперь мы движемся на юго-запад. В сторону Калифорнии. В сторону дома. Мне нужно позвонить отцу.

Словно сходу читая мои мысли, Джуно спрашивает:

— Разве твои родители не беспокоятся о тебе?

Первый раз она спросила хоть что-нибудь обо мне, кроме того мимолетного «расскажи мне что-то о себе». Это первый намек, что она хоть немного интересуется мной. И почему от этого во мне загорается слабый огонек надежды? Наверное, потому, что все мои мысли этим утром занимают ее медово-золотистые глаза, всего в каких-то дюймах от моих, и ее теплые, мягкие губы.

— Моя мама бросила нас с отцом в прошлом году, так что ей не с чего волноваться, — пробивает меня на откровение.

— Майлс, мне очень жаль, — говорит она и кладет свою руку поверх моей. Тепло разливается там, где ее пальцы касаются моей кожи. Я пытаюсь не замечать реакции тела на ее прикосновение, но с каждым разом это становится все труднее.

Джуно смотрит на меня с любопытством, как будто задается вопросом, собираюсь ли я заплакать, но эти реки давно высохли, все что осталось — это борозды, вырезанные в моем сердце. — Что случилось? — спрашивает она, когда видит, что я не собираюсь расклеиваться.

— Она страдает от тяжелой депрессии. В прошлом году после неудачной попытки самоубийства, она заявила, что нам будет лучше без нее. И уехала.

Джуно крепче сжимает мою руку, и, смотря с ужасом в глазах, спрашивает:

— Вы знаете, где она?

— Да, папа выследил ее. Она живет со своей теткой недалеко от Нью-Йорка.

— Майлс. Я даже не знаю, что сказать. — Она выглядит потрясенной. И действительно расстроенной.

— Да, все в порядке, — говорю я, чувствуя, что это я успокаиваю ее, а не наоборот. — Конечно же, я скучаю по ней, но через некоторое время ты привыкаешь к тому, что человек ушел, — какой же я лжец. Да и Джуно, кажется, не купилась на это.

— Мне даже трудно такое представить. Я никогда не знала никого больного.

— Ну, знаешь, душевное расстройство такая же болезнь, как и все остальные. По крайней мере, так мне продолжают твердить люди. Мол, с каждым может случиться.

Джуно смотрит на меня как-то странно, будто ей жаль меня. Мой взгляд падает на ее губы, заставляя сердце замереть, и я быстро сосредотачиваюсь на дороге.

— Ну а твой папа? — продолжает она.

— Что мой папа? — спрашиваю я, и понимаю, что мой голос звучит настороженно.

— А он не будет волноваться?

— Ну, он знает, что я был в Сиэтле, — отвечаю я осторожно. — Хотя мне и правда стоит с ним связаться, чтобы он не беспокоился.

Джуно прикусывает губу.

— Что? — спрашиваю я.

— Фрэнки ясно дал понять, что мне не стоит позволять тебе пользоваться телефоном, пока я с тобой.

В словах Фрэнки все-таки было зерно истины, думаю я, и гадаю, что же сказать отцу, когда, наконец, с ним свяжусь. В том смысле, что не могу же я просто так сдать ему Джуно. Тем более теперь, когда я уверен, что она не та, за кого ее принимает отец.

— Могу я спросить у тебя кое-что? — говорю я, отодвигая свою руку отее, чтобы крепче взяться за руль и проехать крутые изгибы на дороге. У нас из-под колес взмывает ввысь сокол, унося несчастную добычу — кажется, мышь — в своих когтях.

— Конечно, — кивает она.

— Та куча денег, с которой ты гуляла по «Уол-марту»… где ты их взяла?

Вспышка подозрения мелькает на ее лице, но потом она пожимает плечами, как будто решает, что правда не сможет ей навредить.

— Я обменяла золотой самородок на наличные.

— Так, что ты ни на кого… не работаешь? — Я спрашиваю, и это звучит как-то неправильно. Но она вроде не замечает и качает головой.