После либерализма

Мне представляется, что он строил свои расчеты на четырех переменных факторах. Одним из них был всемирный кризис задолженности; Саддам Хуссейн понимал, что страны третьего мира не получат серьезных льгот при выплате долгов. Наконец, он нашел решение этой проблемы для себя — завладеть накопленной кувейтцами рентой. Второй составляющей его расчетов было прекращение мирных переговоров Израиля с ООП. Если бы переговоры продолжались, вторжение нанесло бы удар делу освобождения Палестины, которое все еще составляет основное содержание национальных чувств арабов. Но как только переговоры бы прекратились, Хуссейн вполне мог полагать, что станет последней надеждой палестинцев, играя на национальных чувствах арабов, на что он и рассчитывал. Но эти два соображения, в конечном счете, играли второстепенную роль. Гораздо большее значение имел крах коммунистических режимов. С позиций третьего мира его значение рассматривалось двояко. Во-первых, Саддам Хуссейн знал, что СССР его не поддержит, и это освобождало его от автоматических ограничений урегулирования Соединенными Штатами и Советским Союзом всех противоречий, чреватых ядерной эскалацией. И, во-вторых, крах коммунистических режимов одновременно явился окончательным крахом идеологии национального развития. Если даже СССР оказался не в состоянии воплотить ее в жизнь, имея в своем распоряжении ленинскую модель развития во всей ее полноте, то, конечно, ни Ирак, ни какое бы то ни было другое государство третьего мира, не смогут догнать развитые страны на основе программы коллективной взаимопомощи в рамках существующей миросистемы. Вильсонианцы лишились, наконец, ленинистского щита, направлявшего нетерпение третьего мира в русло такой стратегии, которая, с точки зрения господствующих на международной арене сил, в минимальной степени угрожала той системе, против которой выступал третий мир.

Освободившись от иллюзий всех альтернатив, уверенный в слабости Соединенных Штатов, Саддам Хуссейн принял в расчет четвертый фактор. В случае нападения у него была половина шансов на успех. Но у Соединенных Штатов была стопроцентная вероятность потерпеть поражение. Соединенные Штаты вполне могли оказаться в безвыходной ситуации. Если бы они смирились с вторжением, то превратились бы в бумажного тигра. А если бы выступили против, политические последствия кровавой бойни неизбежно должны были бы привести к отрицательным для позиции США последствиям — на Ближнем Востоке, в Европе, в самих Соединенных Штатах, и, в конечном счете — повсюду.

II

Куда же мы направляемся теперь? Поскольку я считаю, что международная система движется в направлении даже большей, чем раньше, поляризации между Севером и Югом, сначала я остановлюсь на том, каким образом будет реструктурирован Север, и к каким последствиям для Юга, как мне кажется, приведут эти изменения; потом я изложу свои соображения относительно возможностей политического выбора, который предстоит сделать странам Юга. И в заключение я попытаюсь связать это с будущим мировой капиталистической экономики как таковой.

В настоящее время мы находимся в конце фазы «Б» очередного кондратьевского цикла, которая проходит с 1967-73 гг. Мы вступаем в ее завершающий и, возможно, наиболее драматичный виток. Он аналогичен ситуации, которая имела место на протяжении фазы «Б» кондратьевского цикла в 1893-96 гг., продолжавшегося с 1873 по 1896 гг. На разные регионы Севера влияние этой ситуации будет неодинаковым, но для разных областей Юга оно, возможно, окажется очень сильным. Тем не менее, пройдя через все потрясения, мироэкономика оправится, и мы вступим в начало продолжительной фазы цикла «А». Сначала, как уже неоднократно отмечалось, ее развитие будет питаться новым производственным циклом новых ведущих отраслей промышленности (микропроцессоры, биогенетика и т. п.); тремя ведущими центрами производства этой продукции станут Япония, ЕЭС и Соединенные Штаты. Они вступят в острую конкурентную борьбу за достижение квази-монополистического контроля мирового рынка их специфического варианта этих продуктов, но достичь своей цели полностью не смогут.