После любви

Смутные подозрения снова – помимо воли – начинают терзать меня: Ясин так и не женился.

– Много лет, с тех пор, как погибла моя семья.

Я – полная идиотка, пора бы уж к этому привыкнуть.

– Сочувствую…

– Жена и маленький сын. Автокатастрофа. Лобовое столкновение с грузовиком. Шансов выжить у них не было.

Так мог бы сказать европеец, а никак не араб, гладкий и вычурный французский дядюшки Исы сбивает меня с толку.

– Ужасно.

– Да. Я с трудом это пережил.

– Понимаю ваше горе.

– Вы загрустили. Плохо, очень плохо, когда молодая девушка грустит. Нет ничего хуже…

Есть. Автокатастрофа. Лобовое столкновение с грузовиком. Алекс Гринблат, исчезнувший в неизвестном направлении. Мертвец Фрэнки, он до сих пор лежит у стены старого форта. Кстати, почему дядюшка не поинтересовался небывалым скоплением народа – практически у дверей его жилища?

– Вы помирились со своим другом?

– Другом?

– Вчера вы сказали мне, что у вас с вашим другом произошла ссора. Как видите, дядюшка Иса ничего не забывает.

– Да-да… Недоразумение разрешилось, и теперь все в порядке.

– Рад за вас. В следующий раз приходите с ним.

– Непременно придем.

Фрэнки мертв, Алекс -

отчалил;

отвалил;

слился;

сделал ноги;

навострил лыжи – и вообще убрался к чертовой матери. С концами. Остается только Доминик. Кусок трусливого дерьма! Трехлетнее недоразумение по имени Доминик можно считать решенным – тут я не погрешила против истины.

А Фрэнки – мертв, его не предъявишь, сложность лишь в том… В ТОМ, ЧТО ДЯДЮШКА ИСА ВИДЕЛ ИМЕННО ФРЭНКИ!.. Как я могла забыть об этом? Вчера вечером он наблюдал, как мы с молодым «beaugarqon» совершали променад в сторону лестницы. ИМЕННО ФРЭНКИ, ИМЕННО ФРЭНКИ – бегущая строка на фоне изъеденной временем стены, отличное дополнение к

Нужно отвлечь дядюшку от опасного разговора о моих несуществующих друзьях.

– Вы прекрасно говорите по-французски, дядюшка Иса.

– А вы – не очень. У вас чувствуется акцент. Надо же, какие тонкости!

– Это не мой родной язык. Я изучала его здесь, в Эс-Суэйре, и, как видно, не очень преуспела. Я – русская.

– Русская? – Дядюшка морщит губы в улыбке. – О-о! Калашников. Пельмени. Горбачев.

– А еще – водка и Путин.

– Да-да, Путин! Это ваш нынешний президент, знаю. Россия – это страшно далеко.

– Гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.

Мало того что я щебечу с дядюшкой, как щебетала бы с любым европейцем моложе сорока, – я еще употребляю достаточно многозначительные, если не сказать – рискованные словесные конструкции.

– Верно, – подхватывает дядюшка. – Все в этой жизни гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.

Мне только пригрезилось или в его голосе действительно прозвучала угроза? А сласти и фрукты, расставленные на столе, призваны лишь завуалировать, скрыть ее. Я могу проглотить апельсиновую косточку угрозы, а могу выплюнуть ее, а могу и вовсе не заметить. Это будет самым правильным, возьми себя в руки, Саш'a!

Вдох-выдох.

Нет-нет, конечно же никакой угрозы от дядюшки не исходит, он – сама любезность. А я – истеричка, которую добили неприятности с Фрэнки.

– Что касается меня, милая Саш'a, – я много лет прожил во Франции. И вернулся только теперь.

– Вы родом из Эс-Суэйры?

– Из Танжера.

Танжер. В возвышенных мечтах Доминика о Марракеше, Касабланке, Рабате место Танжеру не нашлось. Там полно контрабандистов и мошенников и процветает торговля гашишем – вот и все, что я знаю о Танжере.

На контрабандиста, а тем более на наркодилера, сбывающего гашиш, дядюшка Иса не похож.

– Во Франции вы тоже торговали пряностями?

– У меня была маленькая лавочка в двадцатом округе Парижа. Но торговля в последнее время не шла, и воспоминания о семье не давали спать по ночам…

– И вы решили вернуться в Марокко?

– Что еще оставалось бедному дядюшке Исе? Вот, купил здесь дом. Конечно, он слишком велик для одного. Но скоро должны приехать племянники из Танжера, и дядюшка Иса снова будет окружен людьми.

Витиеватое обращение к себе в третьем лице режет мне слух, оно никак не монтируется с беглым и не лишенным кокетства французским дядюшки. Две несовпадающие по рисунки роли, которую дядюшка Иса тщетно пытается свести к общему знаменателю. Но и этому может быть логическое объяснение: долгое пребывание в постмодернистской Франции наложило на торговца пряностями свой неизгладимый отпечаток.

– А что вы делаете в Эс-Суэйре, русская Саш'a? Что вы делаете в Марокко?

И правда, что я здесь забыла? Мое место совсем не на севере Африки – а там, где ковбой Мальборо выпускает дым из ноздрей, где шестикрылый серафим выщелкивает блох из перьев. Быть может, сочувствующему французу Исе я и рассказала бы свою новейшую историю, но сочувствующему арабу Исе – никогда.

– Мне нравится Марокко. Мне нравится Магриб. А вообще, я помогаю своему другу. У него отель неподалеку.

– «Сулесьельде Пари»? – Да.

– Вот видите, дядюшка Иса ничего не забывает!

– Хоть отель и маленький, но дел все равно много.

– Моя жена тоже мечтала об отеле. Пусть и маленьком. Крошечном. Она была родом с севера Франции и мы прожили счастливую жизнь. Это большое искусство – прожить с кем-то счастливую жизнь.