После нас - хоть потом

- Хотя бы потому что ни одна солидная фирма вас не примет в штат, - холодно одернул он занесшегося новичка. - Говоря профессионально, вы не в рабочем теле. У вас врожденный неправильный постав задних конечностей. О таких мелочах, как диплом; я уже молчу. И потом подумайте, падре, сколько вам лет! Собачья служба - это дрессура с младых когтей…

- О, не беспокойтесь! Считайте, что работой меня обеспечили.

- Кто?! - ужаснулся Ратмир.

- Те, кто заплатил за мое обучение. Среди доминиканцев-мирян есть весьма состоятельные люди… Кстати, позвольте вам выразить признательность за тот наш разговор на остановке. Вы мне очень тогда помогли…

Ратмир несколько успокоился, пожал плечами. Служба у частных лиц, как правило, особой подготовки не требует. «Сегодня я тебя на поводке выгуливаю, завтра ты меня». Баловство…

- А смысл? - с искренним недоумением спросил он. - Зачем вам всё это?

Собеседник ответил не сразу.

- Видите ли… - сказал он. - Вчера утром, как вы мне и советовали, я вышел к собачьей площадке: наблюдал ваших собратьев за работой, пытался говорить с ними… снаружи, разумеется…

- Ого! - подивился Ратмир. - И как? Успешно?

- Трудно сказать. Они лизали мне руки сквозь решетку, некоторые лаяли, один даже укусил… Нет, не беспокойтесь, ничего серьезного! Это удивительно доверчивые и наивные создания. Во всяком случае, должен признаться, что давно уже не встречал столь благодарных слушателей. Но вот закончился рабочий день… - При этих словах складчатое чело проповедника заметно омрачилось. - Все они вышли из своих офисов уже в человечьем обличье - и, знаете, я ужаснулся. Совершенно другие существа: расчетливые, циничные… Словом, у меня сложилось впечатление, что общаться с ними можно только в служебное время…

- Вы же с этого начали!

- Нет, - сказал доминиканец. - Вы не поняли меня. Вспомните апостола Павла! «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых». Для эллинов - эллином, для евреев - евреем… И, если я собираюсь проповедовать собакам, я сам должен стать собакой.

Застигнутый врасплох последней фразой, Ратмир секунды три сидел неподвижно. Нижняя губа оползла, открыв для обозрения зубы, что для боксера, как известно, недопустимо в принципе. Наконец бронзовый призер тряхнул головой и оторопело уставился на безумца в черном плаще.

- Вы собираетесь проповедовать в качестве пса?! Каким образом?

- Условные телодвижения, богатейшая мимика морды… - без тени улыбки напомнил доминиканец. - Добавьте к этому акустические сигналы: рычание, скуление, фырканье, визг! А главное - собственный пример. Делай как я! Неужели этого мало?

- Ересь какая-то… - честно сказал Ратмир.

Шея у толстячка была, как выражаются специалисты, загруженная, с подвесом, то есть короткая, в тяжелых складках, поэтому голову он повернул не без труда.

- А знаете, что говорил по этому поводу упомянутый вами в прошлый раз святой Франциск Ассизский?

- Вы переоцениваете мою начитанность… - кисло заметил Ратмир. - И что же он говорил?

- «Проповедуй Евангелие постоянно. - Толстячок приостановился и закончил, таинственно прищурясь: - Если нужно, пользуйся словами».

Ратмир недоверчиво хмыкнул. Сказано было изрядно.

Вдалеке под чьими-то неровными шагами заскрипел гравий. Затем из-за изгиба аллеи быстрой расхлябанной походкой вывернулся отрок в черной майке и камуфлированных штанах с подтяжками. Подтяжки, впрочем, были скинуты с нешироких плеч и свисали петлями вдоль бедер. Стриженная под ноль голова покачивалась, как у китайского болванчика. Вскоре бросилось в глаза, что черная матерчатая грудь шалопая украшена изображением повешенной собаки с вываленным языком. Рисунок сопровождали кровавые нарочито расплывшиеся письмена, разобрать которые на ходу не представлялось возможности.

Почти уже миновав скамью, прохожий остановился, как споткнулся, и, повернувшись к сидящим, с вызовом вскинул средний палец правой руки. Но поскольку зрачки его были при этом полностью расфокусированы, собеседники невольно оглянулись, полагая, что неприличный жест адресован не им, а кому-то за их спинами.

В кустах, однако, никого не обнаружилось, и оба вновь вопросительно посмотрели на задиру, заодно ознакомившись с надписью на его груди. «Она съела кусок мяса!» - гласили письмена.

- Вы это, юноша, кому? - полюбопытствовал Ратмир. Юноша засуетился, отбежал подальше и уже оттуда, сочтя себя в относительной недосягаемости, ликующе объявил:

- Собаки противные!

Ратмир сделал движение, но не вверх, как это свойственно человеку, намеревающемуся подняться со скамейки, а вперед и вниз, словно бы собираясь пасть на четвереньки. Реакция юноши в точности повторила реакцию черной кошечки с той лишь разницей, что та, умница, сразу порскнула в кусты, а этот придурок сломя голову задал прямика по аллее.

- А-а… - начал толстячок, завороженно глядя вслед.

- Да эти… - Ратмир пренебрежительно повел ухом. - Кинофобы…

- В смысле!

- Отморозки, - пояснил Ратмир. - В «Парфорсе» про них статья была, будто кое-кто из Капитолия их прикармливает. Тайком, разумеется.

- И чего же они требуют?