В мутно-голубом небе на относительно небольшой высоте ходила кругами какая-то хищная птица, и означало это, что металл здесь пока воевать не собирается. Влад уже неплохо разбирался в местных приметах. Отвесная сверкающая царапина по небосклону предупреждала, например, что сейчас в вышине раскроется и замерцает проволочная паутина. Металл смотрит, и лучше всего свернуть с дороги и поискать укрытие.
А вот косые и параллельные земле серебристые штрихи - это уже серьезнее! Это значит, что по округе мечется так называемый рой. Вообще, почти все местные выражения, касающиеся металла, были с наивной прямотой взяты из жизни насекомых. Металл роится - падай носом в землю и моли судьбу, чтобы это оказался зрячий рой, срезающий лишь верхушки трав, а не слепой, когда паутинчатый локатор уже сбит, и сталь метет, впарываясь во что попало.
Да нет, если не зевать, можно и с металлом поладить. А вот с людьми…
- Чага, а ты можешь показать какие-нибудь мужские приемы? Я имею в виду: приемы драки…
Более изумленного выражения лица он у нее еще не видел. Вопрос, надо полагать, был задан пренеприличнейший.
- Я женщина, - выговорила она наконец с тихим негодованием в голосе. Но отступать было поздно.
- Они их что, в секрете держат? Я имею в виду: от женщин…
- Конечно!
Так. Ну что ж… Значит, будем вспоминать приемы капоэйры… Нет, с металлом все-таки легче. Там хотя бы знаешь, что он не за тобой охотится…
- Чага! А вот ты как-то говорила, что твои родственники могут принять нас в семейство. А если не родственники? Примут?
Холодный, несколько презрительный взгляд через плечо.
- Примут. Если ты там найдешь себе женщину, а я - мужчину.
- Ясно, - пробормотал он, помрачнев. - Тогда это, конечно, не подходит.
- Почему?
Влад резко натянул поводья. Седой оскорбленно фыркнул и остановился, мотнув породистой головой.
- То есть как почему? - От обиды у Влада даже голос сорвался. - Да потому что я уже твой мужчина!
Не менее резко Чага осадила Рыжую и, круто развернув, бросила ее на Влада. Как на таран шла. Запрокинутая, оскаленная морда Рыжей и не менее искаженное смуглое лицо Чаги. Растопыренная пятерня шарит за седлом, вот-вот кистень достанет…
- Ты сначала у меня камни отбери! Мужчина!
Снова крутой поворот, и Чага, не оглядываясь, поехала прочь. В прежнем направлении. Спина выпрямленная, злая.
Некоторое время Влад остолбенело смотрел ей вслед, сидя на переминающемся, но не двигающемся с места Седом, потом осторожно высвободил ногу из мягкого кожаного стремени и соскользнул на землю. Слабо толкнул зверя ладонью в мощный, тщательно вычесанный бок.
- Иди, Седой, - приказал он перехваченным горлом. - Иди. Догоняй.
Повернулся и побрел в степь. Хватит. Всякому унижению бывает предел. Да, он не мужчина. Он не землекоп, он не наездник, и голыми руками убивать он тоже не умеет. Он просто пилот первого класса, имевший глупость остаться в живых.
Горько скривив рот, он брел, раздвигая редкую высокую траву и жалея только об одном, что под ногами ни одного осколка. Хотя зачем осколок? За пазухой есть еще нож, к счастью, не выброшенный Чагой. Отойти подальше, выпустить лезвие, а там уже металл сообразит, как с ним поступить…
Над плечом раздалось знакомое фырканье, и в шею ткнулись влажные губы зверя. Сзади шуршала ломкая суставчатая трава и мягко ступали тяжелые неторопливые копыта.
- Не надо, Седой, - сдавленно попросил он. - Не надо, иди.
- Влад. - Тихий голос Чаги.
Он обернулся. За ним шли оба зверя. Чага глядела с седла печально и растерянно.
- Влад, тебя убьют.
Повернулся и побрел дальше. Трубчатые травы сами подворачивались в руки и, если вовремя не разжать кулак, натягивались и лопались с тихим и каким-то неимоверно тоскливым звуком.
- И меня убьют тоже, Влад.
Остановился. Постоял, опустив голову. «Сил моих больше нет, - беспомощно твердил он про себя. - Сил моих больше нет…» Стиснув зубы, качнулся в сторону степи.
- Влад, уходим! - Резкий, как выстрел ломающегося сушняка, окрик.
Он вскинул голову. Подавшись с седла к горизонту, Чага всматривалась во что-то с земли не видимое. Ни на секунду не усомнившись в необходимости приказа, Влад кинулся к Седому и прыгнул животом на седло. Ухватился за горб, сел, поймал ногами мягкие стремена. Это не могло быть ни шуткой, ни сложно задуманной попыткой примирения.
В степи не шутят.
19
Кажется, семейная сцена стремительно перерастала в сцену батальную.
- Йо!.. Йо!.. - Чага подгоняла и подгоняла зверей. Пригнувшись к мечущемуся, как костер, горбу Рыжей, сунула не глядя руку в заседельную сумку и извлекла ее уже с затянутой ременной петлей на запястье. Потом другую. Секунда - и закружат, завоют над головой смертоносные камни.
Смысла происходящего Влад, как всегда, не улавливал, на его долю достались лишь грубые ощущения: топот, биение ветра да чувство опасности за плечами.