После нас - хоть потом

— Тудыть вашу растудыть!.. — процедил Бермята, все это время бывший при лошадях и участия в погоне не принимавший. — Знали же, что погорелица… И я, главное, не смекнул… Ну-ка, дайте ей еще хлебнуть! — Взгляд его упал на Кудыку. — И этому — тоже…

— Тогда уж и всем… — рассудительно заметил Вражина, отряхивая мокрые колени.

Влили в дрожащую Чернаву добрую четверть сулеи, уложили в короб (благо — новенький, ни разу еще золой не пачканный), укрыли с головой после чего и сами произвели по глотку. Вино прошло по жилочкам, толкнуло изнутри в затылок, и Кудыка снова дерзнул воздеть глаза к небу. Дивно было в небе и страшно. Огромное алое солнце, раскинув окрест розовое сияние, шло к земле. Подумалось вдруг, что, наверное, именно так падало оно когда-то на грешный, обреченный гибели город Сволочь-на-Сволочи…

— Часы… — прохрипел древорез.

В зубы ему тут же сунули стеклянное горлышко опустевшей наполовину сулеи.

— Чего «часы»?

Кудыка поперхнулся и чуть не помер.

— Часы я изладил… — еле прокашлявшись, покаялся он со слезой. — Сожжет меня добросиянное…

— Да кому ты нужен? — сказал Вражина. — Меня вон тоже поначалу дрожь брала… Думаешь: ну все, прямиком на тебя летит… Ан мимо, в Теплынь-озеро! Небось, не промахнется. Тут, брат Кудыка, умней нас с тобой люди кумекали…

В лубяном коробе дернулась, всхлипнула Чернава, и Вражина, прихватив сулею, направился к саням.

— Ты лучше вон куда взгляни… — небрежно указал он через плечо.

Кудыка обмяк заранее — и взглянул. Над черно-сизыми горами золы висело, быстро снижаясь, еще одно — греческое — солнышко. Вот только назвать его теперь ложным — язык не поворачивался. Было оно чуть меньше истинного, и явственно шло от него мягкое вечернее тепло.

— Ох, доиграемся когда-нибудь… — предрек зловеще Бермята, хмуро поглядывающий на чужое светило. — Опять наши с ночью протянули… Греки теперь шум подымут. Договаривались ведь по очереди сажать…

— Дык… — потрясенно молвил древорез. — А сказывали, греки за краем света живут…

— Н-ну… как?.. — несколько замялся старшой. — В общем-то, правильно сказывали… Греки — за краем нашего света, а мы — за краем ихнего…

Оглянулся на обоз и гаркнул:

— Ночевать, что ли, здесь собрались? А ну, тронули, тронули лошадушек!..

Вереница саней протиснулась между двумя холмами золы, и глазам Кудыки предстало Теплынь-озеро. Слыхом слыханное, а вот видом доселе не виданное… Шевелилась в нем закатная — алая с золотом — вода, а противоположного берега Кудыка так и не углядел. Не зря, не зря называли подчас берендеи это озеро Теплынским морем. Море и есть…

В переклике от берега колебались на мелкой волне странные веретенообразные ладьи — с высокими мачтами и вздыбленным частоколом весел. Вдоль линии прибоя, отбитый от нее глыбами волнореза, тянулся неглубокий ров с округлым дном, в дальнем конце которого громоздилась ни на что не похожая махина — этакая огромная желобчатая качель с перечапом[54] посередине.

И кругом суетились люди. Их было так много, что собери их всех вместе да заставь отстроиться — как раз и вышла бы целая слободка. Судя по доносящейся снизу громкой перебранке подобрались здесь сплошь берендеи, хотя обликом они скорее напоминали тех же беженцев из Черной Сумеречи… Хотя среди них и впрямь могли затесаться погорельцы — язык-то один что у тех, что у других…

По краю груд древесной золы к обозу летел чумазый мужичонка с широкой деревянной лопатой в руке.

— Ну вы что ж, сволочане, сошку вашу — да об камушек!.. — напустился он на Бермяту. — Третий день вас ждем-пождем!.. Весь берег — в золе, повернуться негде, розмысл бранится на чем свет стоит…

— Да, вишь, когда через слободку шли, древорезы нам обоз разбили, — нимало не забоявшись, равнодушно объяснил тот. — Новый снаряжать пришлось… Ты давай говори, откуда золу брать?

— Да золу — что золу? Ты на солнышко посмотри! Вот-вот бултых сделает! В темноте, что ли, грузить будешь?..

— Ништо… С лампами погрузим…

— Это мне опять к розмыслу идти, кланяться, чтоб лампы дал?..

— Сходишь, не боярин, чай… — сказал Бермята. — Ты лучше поведай, как тебя волхвы в жертву принесли. Мы услышали — чуть животики не надорвали…

Не поверив своим ушам, Кудыка всмотрелся — и благо успел опереться на оглоблю, иначе тут же бы и ополз у копыт своего савраски… Тот! Тот самый, которого давеча волхвы спустили в бадье к навьим душам… Выходец из преисподней казался столь живехоньким, что, лаючись с Бермятой, даже несколько раз лопатой на него замахивался. Наконец сдался и, огрызаясь через плечо, потрусил обратно — искать какого-то там розмысла…

Тем временем на земляной желоб, на камни волнолома и на хребты золы лег зловещий красноватый налет, и древорез вновь запрокинул голову. Теперь уже было ясно, что светлое и тресветлое наше солнышко падает не на него, а именно в Теплынь-озеро. И все равно зрелище наводило ужас. А с той стороны точно так же нависало еще одно — греческое…

— Так это что же?.. — обеспамятев, взвыл древорез. — Оба — сюда?..