После нас - хоть потом

Для начала стоило прогуляться по первому этажу. С трудом продавив тельце сквозь бетон капитальной стены, Анчутка свернул в тесный кирпичный простенок, где двигаться было не в пример легче… Жильцы еще спали. В кромешной темноте, нарушаемой только вспышками зазоров и полостей, оставленных нерадивыми строителями, он миновал еще два поворота, после чего ему показалось, что где-то далеко-далеко, на пределе слышимости, скользнул торопливый шепоток домовых… Но тут справа осторожно провернулся ключ в дверном замке — какая-то ранняя пташка пыталась проникнуть в квартиру, не потревожив родных и близких. Однако родные и близкие были, как выяснилось, начеку. Немузыкально задребезжал занудный даже во гневе тенорок, взвилось в ответ склочное сопрано… Кирпичная стена искажала звуки, но, к сожалению, кое-что разобрать все-таки было можно.

— Вот откушу тебе, <неразборчиво>, нос, — словно бы гвоздем по стеклу скрежетал тенорок, — отсижу три года, но ты ж, <неразборчиво>, всю жизнь потом с протезом промаешься! В сырую погоду отваливаться будет!..

— Да?.. — заливалось в ответ сопрано. — Да?.. Это я-то <неразборчиво>?.. Я?.. Да как у тебя язык повернулся?.. Да может, я потому и <неразборчиво>, что ты мне за это морду набил!..

Судя по относительной сдержанности высказываний, отношения выясняла молодая интеллигентная чета… Нет, все-таки народ в Баклужино — не в пример культурнее… У лыцких бы уже мат шел сплошняком, без вкраплений… Хотя все равно неприятно… Вдобавок голосистые супруги окончательно заглушили далекий шепоток Анчуткиных сородичей — и беженец брезгливо передернул плечиками, что, кстати, учитывая сопротивление кирпичной стены, было не так-то легко сделать. Как и всякий порядочный домовой, он не выносил житейских склок…

Поплутав по простенкам и едва не заблудившись впотьмах, Анчутка почти уже вышел на искомый шепоток, но тут кирпичи пронизала легкая дрожь — видимо, окончательно обнаглевший пилот прошел совсем уже низко. А тут еще слева из общего мрака, как назло, подкрался все тот же скандал:

— Сама уже не знает, что кому врать!..

— Это я-то не знаю, что кому врать?..

Кажется, шепоток шел справа. Анчутка осторожно выставил наружу настороженное ушко… Все верно! Домовые находились в соседней квартире — точнее, в ванной комнате. Их было двое. Странно… Тут скандал за стеной, а им хоть бы хны…

— Что-то копоть вроде какая-то… неконкретная… — с сомнением бормотал один.

— Правильная копоть… — сипловато возражал другой, чем-то шурша. — Прямиком из Лыцка…

— Через Чумахлу… — со смешком добавил первый.

Второй обиделся, не ответил. Потом оба, кажется, встали. Анчутка ударился в панику: померещилось, будто речь идет о нем («Из Лыцка…», «Через Чумахлу…»), и только-только перевел дух, как почувствовал вдруг, что его не больно, но крепко берут за торчащее наружу ушко.

— И кто ж это у нас такой любознательный?.. — ласково осведомился сипловатый, извлекая Анчутку из стены за чуткий лопушок. — Н-не понял… — озадаченно сказал он, узрев незнакомое смущенное личико — Ты кто, братан? Назовись…

Пришлось назваться и заодно объяснить, что он делал в простенке. Выручила дымчатая масть. Это ведь только местные разношерстки своих же баклужинских сплошь и рядом топят, а лыцкие друг за друга держатся крепко, тем более — на чужбине…

— А-а, беженец… — смягчившись, протянул тот, что сомневался в качестве копоти (иными словами — ладана). — Мохнатый зверь на богатый двор?.. Ну как там, в Лыцке-то?. Да садись, чего стоишь!..

Все трое присели на резиновый коврик. Сипловатый забил косяк и чиркнул позаимствованной на кухне спичкой. Почмокал, затягиваясь, и передал косячок товарищу. Анчутка хотел было приступить к жалостному рассказу, но тут как раз подкатила его очередь. Обижать хозяев не хотелось, так что пришлось тоже затянуться…

Внезапно сквозь дверь в ванную просунулась совершенно зверская дымчатая мордочка еще одного домового. Носопырка — раздута, глазенки от изумления и бешенства — тоже. Не иначе — старшой по масти…

— Вы что делаете?.. — испуганным шепотом рявкнул он. — Вконец оборзели?.. Ванная вся уже ладаном пропахла!.. — Присмотрелся — и чуть не плюнул. — И курить-то, сявки, не умеют… — вконец расстроившись, молвил он. — Без затяжки надо облачко выдохнуть — и носиком, носиком его собирать…

Тут он заметил Анчутку — и осекся.

— А это еще что за зверь?

Анчутка отдал косячок и неловко поднялся с коврика.

— Да беженец он… — лениво пояснил кто-то из сидящих.

Старшой прошел сквозь дверь целиком и остановился перед Анчуткой.

— Ну вы что? — с упреком обратился он к курильщикам. — Совсем уже, что ли?.. Не разобравшись, не проверив…

— Да дымчатый он, дымчатый… Чего проверять-то?

— Дымчатый! — недовольно фыркнул тот. — Дымчатые, они тоже, знаешь, всякие бывают… — Сердито оглядел Анчутку и кивнул на дверь. — Пошли к Кормильчику…

Признанный авторитет лыцкой диаспоры в Баклужино, больше известный под кличкой Кормильчик, был крупным домовым нежно-дымчатой масти, личико имел упитанное, угрюмое, а нрав, судя по всему, вредный да въедливый.