После наступления темноты

Но прежде чем он успел схватить ее, лампочка зажглась, раскачиваясь взад-вперед на конце шнура, к которому она была прикреплена, окрашивая стены и углы в светлые тона, а затем удалилась, раскачиваясь взад-вперед, как в фанхаусе, открывая быстрые проблески всего, что находилось внизу вместе с ним.

Бледный мужчина в комбинезоне в нескольких футах от него возился с длинным куском трубы, который он пытался соединить с другими кусками... мебель для патио, сложенная и задвинутая в другой угол... газонокосилка и кресла для газона... газовая плита...

А в дальнем углу - женщина в полном халате, когда-то белом, но испачканном и выцветшем от пота и крови. Ее волосы и макияж были растрепаны, глаза дикие, руки прижаты к цементным стенам, словно она делала покупки или, возможно, искала выход. Когда фонарь пронесся мимо, Гарри увидел окровавленного, перевязанного урода, неподвижно лежащего возле ее босых ног.

"Келли", - услышал он свой голос.

Она повернулась и оглянулась через плечо, в ее некогда прекрасных голубых глазах читалась печаль.

Свет остановился, осветив большую часть подвала, оставив в тени только углы. Что-то ползло по стропилам над ними, и Гарри слышал, как оно перебирает ногами. Его взгляд переместился на бледного мужчину, который закончил свою работу и теперь стоял и смотрел на него, эти неестественно широкие глаза буравили его, видя места, которые он не хотел, чтобы кто-то видел.

Келли привалилась спиной к стене, ее руки болтались по бокам, словно сломанные. "Вот как они тебя туда затаскивают", - сказала она невнятным голосом.

Гарри посмотрел на странную сеть труб, тянувшихся вдоль стены и спускавшихся в пол, - все они сходились, поворачивались и соединялись друг с другом, - лабиринт толстых влажных труб, достаточно больших, чтобы в них могло поместиться животное или, может быть, ребенок, но...

"Сначала они делают тебя подходящим". Она слабо указала подбородком на пелену, лежащую у ее ног, и ее лицо исказилось в гримасе ужаса. "Потом тебя укладывают.

Мужчина отступил в один из углов, где тьма еще жила и могла скрыть его. Остались видны только его большие, влажные, медленно моргающие глаза.

В то же время Келли вышла из своего угла, позволяя большему количеству света коснуться ее. Она моргнула, словно давно не видела света. Ее плоть была покрыта тонким слоем пота и, как и трусики, слегка забрызгана кровью. Обнаженные вершины грудей подрагивали, когда она, спотыкаясь, шла вперед, похожая на ничего не подозревающую артистку, внезапно оказавшуюся в центре внимания.

Возможно, она просто сбилась с пути.

Позади нее, в углу, сидел мужчина, в котором Гарри узнал Аарона Серси. Его брюки и нижнее белье были на лодыжках, но хвост рубашки, хотя и обтягивал эрекцию, прикрывал гениталии. Он смотрел прямо перед собой с безумной улыбкой, как какой-то ненормальный душевнобольной, его крупные зубы, похожие на лошадиные, блестели в темноте. Келли оглянулась на него, склонила голову и вернулась в угол. Она села рядом с ним на пол в подвале и провела рукой по его икрам, по бедрам и под рубашкой.

Близость и комфорт между ними были ужаснее, чем любое деяние, которое они могли совершить. То, что она могла прикасаться к нему так беспечно, так непринужденно и легко, было подобно удару топора по его груди.

Рука Келли двигалась вверх-вниз, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, хвосты рубашки спадали, но Сирси оставался неподвижным, с маниакальной ухмылкой наблюдая за тем, как она мастурбирует его.

Неподалеку забинтованный урод начал стонать и извиваться. Ни Келли, ни Сирси не обращали на это внимания.

Гнев, слёзы, а потом, когда он сердито вытирал их, что-то ужасно холодное пробудилось внутри него, зашевелилось и забилось в гнездо.

В этот момент Гарри попытался вспомнить тишину. Он ведь знал ее когда-то, не так ли? Не так ли? Комфортная тишина, в которой не нужно было говорить, где едва заметный вздох или изменение положения, взгляд в сторону или шепот, когда кожа касается кожи, говорит обо всем, делает все правильным и жизнь стоит того, чтобы жить. Истинной мерой их любви был не шум, не смех и не слезы радости, а тишина, неподвижность, невысказанность. Это полное и абсолютное молчание, в котором Гарри знал, что его любят и что всё - всё - будет хорошо.

"Я хочу все вернуть".

"Ты не сможешь этого вернуть", - сказала Келли. "Теперь все пропало".

"У того, что мы делаем, есть последствия. Должны быть".

"Да, мы отвечаем за свои поступки. Не только перед другими, но и перед собой". Она с интересом посмотрела на член в своей руке. Он начал кончать. Она подергала его сильнее.

"Ммм, - стонала Серси, - моя хорошая девочка".

Ноги Гарри подкосились, и он опустился на колени. "Произошло убийство".

"Да", - сказала Келли, словно только что очнувшись от сна. "Я знаю".

11

Шел дождь. Он помнил, что шел дождь. Ведь это был дождь, не так ли? Он лил на них, такой теплый, мокрый, скользкий и странно успокаивающий, одновременно омывая и окрашивая их заново, пока они сидели вместе в темноте со своими секретами. Он ведь мечтал об этом, не так ли?